-Нет! Нет! – Лагот замахал руками, - вы идиоты! Вы идиоты! Вы бороться с этими листочками должны, а вы? принесли сюда, развернули и смеетесь. Да я…сдам!
-Да ладно-ладно! – Юстас взял себя в руки быстрее, чем Вимарк, сам взял листок и скомкал, - сейчас я его выброшу, и ничего не было, все? мы же тебе просто из доверия показали. Больше некому!
Это немного польстило, но Лагот не успокаивался до конца. Ему было страшно, и он бушевал дальше:
-Выбрось это подальше от Штаба! Юстас, я не шучу! Не выбрасывай здесь, вдруг, кто увидит.
-Какие все нервные стали…- Юстас с неодобрением покачал головою, покорно, однако, одеваясь на улицу.
Лагот скрестил руки на груди, и не взглянул даже на Юстаса, когда он протискивался мимо с листком. Только когда хлопнула дрянная дверь, пропускавшая в Штаб холод, Лагот обернулся и немного успокоился.
Теперь можно и на обед.
Лагот повернулся к Вимарку, желая сделать ему внушение и закончить с этим делом окончательно, но осекся, увидев, что Вимарк повалился на койку как был и прикрыл глаза.
-Эй? – испугался Лагот и ткнул пальцем патрульного, - ты чего?
-Скучно так жить, - Вимарк не открыл глаз, но среагировал на тычок Лагота. – Скучно.
-А ты иди, прочитай такой стишок перед Арахной, сразу станет весело! – обозлился Лагот, но это была какая-то другая злость. Безысходная, досадная злость, и скорее даже на самого себя, чем на глупого соратника.
Вимарк открыл глаза и взглянул на патрульного:
-Думаешь, я из-за стишка? Я из-за того, что нельзя теперь…нет, ты не поймешь.
-А ты попробуй, - Лагот сел на койку Юстаса, не понимая, почему не идет в столовую, а разговаривает с этим идиотом.
-Хорошо, - Вимарк неожиданно легко сел на койке и сказал. – Раньше я мог не читать этих стишков по своему выбору, а теперь по указу закона. Чуешь разницу? Раньше это было мое решение, а теперь решили за меня. раньше я сам выбирал, чем засорять свой разум и свой язык, а теперь это решили Арахна, Мальт и кто еще там… понимаешь?
-Ну…- Лагот пожал плечами. Он не знал, в чем именно трагедия. Подумаешь, запрещают слушать какие-то памфлеты. Подумаешь, велика потеря!
-Знаешь, что искусство разное? – продолжал Вимарк.
-Конечно! – Лагот даже обиделся. – Есть художники, есть…
-Нет! – Вимарк с горячностью, которой прежде в нем не было, перебил слова Лагота. – Есть художники, что рисуют карикатуры, то есть – развлекают улицы. Есть те, что рисуют портреты – высшая каста! Есть те, что рисуют простенькие вывески. И так везде. Поэты, что пишут баллады о героях, или мистерии для знати, а есть улица! Уличные барды, уличные поэты… они отражают народ, выражают его. но если запретить улицу, это дешевое, подчас бездарное искусство, то как понять тогда народ? как он будет себя выражать?
-Э…- Лагот только и мог, что промычать что-то невразумительное.
-А народ, не имеющий выражения, это просто толпа рабов! – Вимарк сверкнул глазами. – Понимаешь?
-И что? – не понял Лагот. – Что ты хочешь сделать? Сказать, что «скучно жить» и лежать на койке?
-Не знаю. Пока не знаю, но если так будет – это терпеть невозможно.
Лагот посмотрел на патрульного очень внимательного, пытаясь представить этого хрупкого юношу в числе воинов, отстаивающих по примеру Его Величества Мираса свое право на трон методом бойни, если придется, и не смог. Не та натура. Не воитель! Ни разу не воитель!
-Откуда же ты такой взялся…- вздохнул Лагот и поднялся с койки, - идем, обедать пора.
-Обедать? – беспомощно переспросил Вимарк.
-Обедать, - повторил Лагот и не удержался от смешка. – Надеюсь, это не лишит тебя выражения?
-Похлебка…- Вимарк обреченно зашарил в своей скорбной тумбе и, достав, наконец, свои миску и ложку, сказал, - можем поменяться. Займи мою койку, если хочешь.
-Чего? – Лагот вообще перестал успевать за ходом мыслей этого странного человека. – То есть – что?
-Я вижу твой взгляд на нее. не стоит нам ссориться из-за какой-то тумбочки. Поменяемся – мне все равно, где держать вещи.
Лагот не ответил и молча пошел за Вимарком. Предложение его вышло оскорбительным. То есть, Лагот действительно завидовал тумбе, но выходило теперь, что он как будто бы ее выпросил. Хоть и взглядом. А еще – раздражала Лагота та беспечная равнодушность, с какой Вимарк расставался с такой удобной вещью.