— Ноэма? Больше он ничего не успел сказать. Через мгновение его втащили в Скинью. Перед взглядом служанки, отразив неяркий свет семиглавого светильника, мелькнули медные бока жертвенника. Служанка успела заметить роги с поблескивающими на них темными каплями крови, несколько горшков для угля, стоящих рядом, а также густо залитое кровью подножье жертвенника. Затем в просвете сформировалась, словно соткалась из воздуха, фигура Авиафара. Теперь он сменил ежедневный ефод на нарядную, голубую, расшитую золотыми гранатовыми яблоками и золотыми же позвонками подирь‹Подирь — вид верхней одежды первосвященника.› и потому выглядел грозно и величаво. Широкой спиной он загораживал проход в Скинью, не позволяя служанке увидеть, что происходит внутри.
— Ноэма? — не менее удивленно, чем Старший, спросил он. — Что тебе нужно? Первосвященник знал служанку. Ему также было хорошо известно, что она никогда не станет докучать по мелочам. Но для того, чтобы выйти ночью на улицу, нужен особый повод. Авиафар насторожился.
— Что-то случилось?
— Нафан, — тихим, едва слышным шепотом произнесла служанка.
— Царский пророк? — переспросил Авиафар, чувствуя, как сердце его замирает в восторженном предчувствии. „Да“, — кивнула служанка. Ноэма не была полностью немой. Она могла говорить, хотя и с трудом.
— Что? Что он сделал? — нетерпеливо воскликнул Авиафар. У него появилась уникальная возможность потеснить царского любимца и самому занять его место подле трона Царя Иегудейского. А это дорогого стоило.
— Вчера ночью, — старательно раскрывая рот, произнесла Ноэма. — Нафан приходил к госпоже. Часть звуков она не выговаривала, но первосвященник понял ее.
— Ты уверена, что это был Нафан? — спросил Авиафар, и в глазах его засверкало злобное торжество. — Ты хорошо разглядела его? Служанка жестами объяснила, что сама впускала гостя в дом.
— Отлично, — прошептал первосвященник. — Благодарю тебя, Господин наш, Га-Шем, за бесценный подарок. — Затем Авиафар вновь опустил взгляд на девушку. — Ты поступила благочестно. Господь все видит и запомнит это. — Сняв с пояса кошелек, он высыпал на ладонь полтора десятка серебряных монеток, замер на секунду, протянул вторую руку, чтобы снять монету-другую, но передумал и ссыпал сикли в подставленную с готовностью ладонь девушки. Потом, зажав пальцы Ноэмы своей широкой ладонью, сказал строго: — Довольно. Теперь иди домой и никому не говори о том, что тебе известно. Иначе Господь может рассердиться на тебя. Служанка часто, как жеребенок, замотала головой, изобразила печаль и, указав в сторону дворца, приложила ладони к груди.
— Ты любишь свою госпожу? — „перевел“ священник. — Волнуешься за нее? — Ноэма торопливо закивала. — Она теперь будет жить во дворце Царя нашего, Дэефета. Я бы, наверное, мог помочь тебе, но… — Он многозначительно взглянул на служанку, и та покорно протянула обратно спрятанные было деньги. Первосвященник ссыпал их в кошель, а кошель убрал за пояс. — Так и быть. Я постараюсь испросить разрешение Царя на то, чтобы ты, как и прежде, могла прислуживать своей Госпоже. — Он оглянулся через плечо и прибавил совсему уж тихо: — За ответом приходи завтра, после праздника. Когда левиты уйдут из Скиньи. Ты поняла меня? — Девушка серьезно кивнула и благодарно наклонила голову. — А теперь уходи! — громко и строго приказал Авиафар. — Отправляйся домой и ни с кем не разговаривай. И не попадись иевус-селимской страже».
21 час 22 минуты Саша проснулся от длинного звонка. В комнате висели вечерние сумерки. Сияющий за окном неоновый фонарь плел на занавесках причудливые светло-голубые узоры. Саша сел в кровати и огляделся. В комнате никого не было. А он-то ожидал, что Леонид Юрьевич вернется еще сегодня. Звонок залился снова.
— Иду я, иду, — крикнул Саша. Он вздохнул, сунул ноги в тапки и побрел в прихожую. Отяжелевший после сна, ватный, шаркающий. Звонок затрезвонил в третий раз.
— Иду-у! «А вдруг это Леонид Юрьевич? — подумалось ему. — А он тут… Гончий. Как будто только что из духовки вытащили». Саша по привычке потянулся к замку, но остановился. А если это не Леонид Юрьевич, а один из слуг Зла? Сейчас треснет ему по голове и отвезет в Склиф. А там побрызгают святой водой, пырнут ножом и — привет тебе, Гилгул, из вечной жизни. Саша посмотрел в глазок. Костя. Оперативник как раз тянулся к кнопке звонка. В следующую секунду трель ударила по ушам. Саша отпер дверь.
— Заходи, — кивнул он.
— Здорово. Костя был в приподнятом настроении. В него словно напихали пружин. Он принес с собой приятную прохладу весеннего вечера, и Саше вдруг очень захотелось выйти на улицу. Вместо этого он спросил:
— Ты чего такой радостный?
— Да так, знаешь, — Костя подмигнул. — Кофейком угостишь?
— Проходи, — кивнул Саша и первым пошел в кухню. Костя топотал следом, тараторя на ходу:
— Принес я тебе твою книгу. Эксперт сказал — подлинная она.
— Я же говорил. — Саша достал из шкафа две кружки, налил кофе себе и приятелю, присел к столу, закурил. — Значит, подлинная. А еще он сказал что-нибудь?
— Он, Сашук, много чего сказал, — улыбаясь, разглагольствовал Костя. — И в частности, что книга имеется в свободном доступе. Бери, как говорится, не хочу. Так вот, знаешь, какая фамилия стоит на последнем требовании? Ни за что не догадаешься!
— Потрошителя, — уверенно сказал Саша. — Этого… как его фамилия… память отшибло… ну, как его, ну…
— Баженов его фамилия, — напомнил весело Костя и отхлебнул из кружки. — Баженов Олег Юрьевич.
— Верно, — согласился Саша, тоже отпивая кофе. — Именно. Баженов.
— Не угадал, — Костя загоготал, безумно довольный тем, как ловко ему удалось «купить» приятеля. — Последним ее брал не Баженов, а некий Далуия. Баженов брал ее предпоследним! Саша почувствовал, как у него вытягивается лицо.
— Как его имя-отчество?
— Олег Юрьевич.
— Нет, не Баженова. А этого… Далуия.
— Леонид Юрьевич, — ответил Костя. — А что?
— Так, ничего, — враз помертвевшими губами прошептал Саша. — Показалось, фамилия знакомая.
— Редкая, кстати, фамилия, — заметил оперативник.
— Я заметил.
— А ты заметил, что они оба Юрьевичи?
— Заметил, — рассеянно тряхнул головой Саша и едва не расплескал кофе на колени. — А ты? Костя фыркнул в кружку:
— Конечно. Я же сам тебя спросил.
— Не родственники?
— Не знаю, — ответил оперативник. — Пока не знаю. Завтра выясню. Я так подумал над тем, что ты мне сказал, ну, насчет ножа. Прав ты, Сашук, стервец, на сто процентов прав. Не мог он нож в кармане таскать. Удивляюсь только, как нам раньше такая элементарная штука в голову не пришла. Я и подумал, пока к тебе ехал: а ну как, и правда, Далуия этот — родственник нашему Олегу? Взял девичью фамилию жены. Или матери. Или так сменил. Сейчас это легко. По-моему, четвертной всего стоит. Представляешь, почуял настоящий убийца, что мы ему на пятки наступаем, и подсунул вместо себя родственничка. Мы его до суда дотащим, а на суде он нам — оба-на! — алиби стопроцентное. Да еще и адвокат заявит насчет ножа. Тут-то нашему делу кранты и придут. Олега Юрьевича освободят из-под стражи в зале суда, а Далуия этот, который и есть настоящий Потрошитель, станет ладошки потирать да нажрется на радостях совместно с братцем. Саша слушал приятеля, тупо пялясь в кружку. Он бы многое мог сказать сейчас Косте. Например, о том, что тот самый Далуия совместно с братцем придумал ход куда хитрее. Дождались прихода дурачка-психиатра и стали «прессовать» его по всем правилам. Зачем? Так это же яснее ясного. Случайно ли Леонид Юрьевич завел разговор о шестой жертве? Ведь если бы им удалось свести его, Сашу, с ума, — а им, надо признать, это почти удалось, — то очередное убийство послужило бы отличным доказательством, что взяли «не того». А уж Леонид Юрьевич наверняка позаботился бы о том, чтобы о «произволе властей» узнала широкая общественность. А то и еще лучше — звякнули бы в милицию и сдали бы «истинного Потрошителя», когда он пойдет на «очередное дело». Кстати, возможно, что его дневные догадки насчет гипноза были не так уж глупы. А что под машину попал — замечтался и шагнул на проезжую часть. А на Садовом же движение — дай Бог. Странно не то, что сбили, странно то, что цел остался. Опять же, если Юрьевичи обучались правилам гипноза, то это все объясняет. И странные «воспоминания», и смерть врача. Сейчас ведь уже невозможно проверить, под гипнозом тот был или нет. Хотя самоубийство вполне могло оказаться совпадением, сыгравшим на руку Баженову. И даже стигматы могут быть вызваны гипнозом. Подсознание ведь такая странная штука — никто толком не знает, как оно «работает». Гипноз же вторгается именно в область подсознательного. Саша отхлебнул кофе и отметил, что тот начал остывать. А Костя болтал и болтал. Его треп был уютным, умиротворяющим.