, и конец. Конец наступил на восьмой казни. Люк попросту провалился под грузным мужичком, бывшим мясником, который в революционной суматохе зарезал задолжавшего ему крупную сумму за поставки свиной вырезки столичного лавочника, после чего получил приговор суда, и отправился на встречу с Кровцом и его подругой. Свидание оказалось скомканным по причине изрядного веса бывшего мясника и хрупкости измотанных тяжёлой работой креплений. Впрочем, казнь всё равно состоялась. Мясник при падении ударился шеей о балку и сломал позвонки, так что успокоительных слов Кровца: «ты, милый, потерпи, я сейчас что-нибудь придумаю!» он уже не услышал. Однако же казнь состоялась с нарушением предписанных инструкцией Министерства процедур, отчего полагающуюся палачу доплату к жалованью посчитали не полагающейся, а корма для куриц за июнь месяц и вовсе лишили. Настроение Кровца было препоганое. Вот незадача! Надо же такому случиться! Была виселица в тюрьме Пангац - и нет её. И ведь крепления эти трижды проклятые не только вылетели из гнёзд, но и прихватили с собой немалый кусок доски. И на белом выломе показались бурые пятна гнили. И пустили помост в прачечную, на растопку. Блок, рычаг и прочую механику сняли, поначалу решив оставить про запас. Потому как была надежда, что сколотят новую виселицу. Ведь революция там, то да сё... Куда ж без виселицы? Но тут фельдкурьер привёз из столицы депешу: виселицы не будет. За отсутствием оной исполнения пока прекратить. Начальник тюрьмы затосковал. Надзиратели затосковали. Кровец за ужином распоследними словами отругал супругу за пересоленное жаркое, пригрозил ей вожжами и небесными карами, после чего слазил в погреб за бутылкой настойки. Супруга вздыхала, и смотрела на него с жалостью. Все приготовились к самому наихудшему. Понятно было, что в следующей депеше... Следующую депешу привёз лично господин прокурор. Содержалась в ней информация чрезвычайной важности. Ввиду такой чрезвычайной важности господин прокурор встретился с господином начальником тюрьмы с глазу на глаз, в кабинете господина начальника. Заперев дверь. Почти тет-а-тет. «Почти» - потому что два таких важных господина, конечно же, вели разговор не за пустым столом, и самих себя обслуживать не слишком привыкли. Прислуживал им Кровец. Как самый надёжный и проверенный сотрудник тюрьмы. Поначалу разговор их был Кровцу совсем не интересен. Говорили недавно открывшемся новом столичном ресторане... И не жалко господам кучу денег платить за каких-то лягушек печёных, да прочих гадов, что в тех ресторанах подают? Кровец в столичные заведения отродясь не заглядывал, но кум Юзеф божился, что своими глазами видел, как тех лягушек подают, да ещё и на фарфоре. Юзеф год в столице жил, ему можно верить. Зажрались, небось, вот и тянет на гадость всякую. Неужто их к исповеди допускают после такого-то срама? ...чудесную оперетту, в которой блистает сама госпожа... Девки там худые и развратные! Юзеф говорил, что косяком за ним бегали, а одна, важная такая, так прямо в карету затащила. Может, и затащила.. Юзеф - парень видный. Форму на него надень - так и от офицера не отличишь! ...и эти ужасные события на Дунае, из-за которых само выживание империи поставлено на карту. Кстати, партию? За картами господа пили коньяк. Дважды Кровец готовил им кофе, с аккуратностью расставляя на серебряном подносе изготовленные из тонкого саксонского фарфора чашечки, украшенные по краям рельефным ажурным узором. С его-то толстыми пальцами делать это было совсем непросто! Игра затянулась. Кровец, притулившийся в кресле возле дверей кабинета, заскучал и начал было подрёмывать, сдержанно посапывая и периодически высовывая серо-розовый кончик языка. И из-за этого некстати подобравшегося сна пропустил начало самого интересного в тот день разговора. Проснулся он, заслышав волшебное слово «экзекуция». - ...возобновляется! - торжественно объявил прокурор. - Господин Бубер! - радостно затянул Дихгоф. - А вы уж, верно, узелок приготовили? - изволил пошутить господин прокурор, и подмигнул господину начальнику. И продолжил (и это Кровец слышал уже вполне отчётливо): - Нет, Дихгоф, нет! Не время нам готовить узелки, не время уходить на покой. И едва ли кто-нибудь решится сейчас ликвидировать такую замечательную, почти что образцовую тюрьму как Пангац. Нет, сейчас... Бубер как-то особенно выделил слово «сейчас». - ...никто на это не пойдёт. Уж поверьте мне! Более того, вас, так сказать, повышают в статусе. Из тюрьмы особо режима вы становитесь тюрьмой режима чрезвычайного. «Виселицу восстановят?» с затаённой надеждой подумал Кровец, и беспокойно заворочался в кресле. Господин начальник всплеснул руками. - Но можно ли надеяться на такую милость судьбы, господин Бубер? Изволите ли знать... - Знаю! - отрезал Бубер. И, вынув из кармана мундира серый конверт, передал его Дихгофу. - В разгар судебных процессов по делу об июньском восстании ваша виселица выходит из строя. И информация об этом попадет в прессу! И чёрт с ними, с жалкими писаками в парламенте, но эти столичные умники... Бубер поморщился, будто вместо коньяка глотнул украдкой рыбий жир. - Тот же адвокат Зраднер, что уже пятерых вывел из вашего попечения! На улице его приветствуют аплодисментами и осыпают розами, в подрывных листах, которые мы, к сожалению, пока не успеваем вовремя конфисковывать, этого столичного болтуна называют спасителем свободы и совестью народа, студенты ходят за ним толпами, а экзальтированные барышни покрывают поцелуями его портреты в узорных рамочках и прячут их под подушки. Должно быть, в надежде увидеться с кумиром хоть во сне! И знаете, что натворил это негодяй? Этот вождь нигилистов? Он обвинил нас... Нас!.. Бубер схватился за сердце, постучал ладонью по груди. - Клянусь, мы ни при чём! - осторожно вклинился в паузу Дихгоф. - Служебная тайна... Но адвокаты приходят и к нам, иногда... И любой из них мог вынести сведения о том, что отмена казней... Бубер взмахнул рукой, повелевая господина начальнику замолчать, и, одним длинным глотком опрокинув в себя изрядную порцию коньяка, продолжил: - Он обвинил нас в неспособности поддерживать элементарный порядок во вверенном нам государстве! «Даже палаческое ремесло слишком сложно для них» вот что провозгласил этот мерзавец. Кровец ухмыльнулся. «Попался бы мне этот Зраднер!» - Представляете, Дихгоф? Адвокатишка совсем обнаглел. Мы, верные слуги императора, по его мнению провалили реформу налогов и земельных наделов. Превратили империю в дикую смесь казармы, борделя, лепрозория, приюта маргиналов и клуба выдающихся казнокрадов. Из-за нашей вопиющей некомпетентности уже в половине имперских земель подумывают о конфедерации, а при более удобном случае подумают и полном суверенитете. Пользуясь нашим покровительством, господа подрядчики задирают цены до заоблачных высот, разрушая и без того чахлую экономику империи. И это, конечно, из-за нас, из-за нашей цензурной политики газеты опустились до уровня бульварных листков, развлекающих читателя хроникой скандалов и дозированных непристойностей. Вот до каких обвинений, до наглых нападок на верное императору сословие чиновников дошёл этот вконец распустившийся адвокат! - Господи, помилуй! - испуганно воскликнул Дихгоф. - И впрямь, конец света близок. Но мы-то чем можем помочь, господин Бубер? В нашем-то тяжелом положении... - Да, без виселицы система управления идёт в разнос, - резюмировал господин прокурор. - Адвокаты витийствуют, а народ, лишённый страха, слова их обращает в действие. Начинает разбираться со страной по своему. Но! Бубер поднял палец вверх. Потом, опустив, ткнул пальцем в сторону закрывавшего пол ковра. - Мы найдём, чем ответить! Гильотина, Дихгоф! В письме Министерства вы найдете подробные инструкции. Вам и вашим подчинённым оказано особое доверие. В вашей тюрьме будет установлена единственная в империи гильотина. Эта штука понадёжней вашей дряхлой виселицы и, уж поверьте мне, она поможет вам переработать в навоз всех врагов империи. Знаете, что это такое? Дихгоф засопел смущённо. - Это когда топором? - и он слегка ударил себя по шее ребром ладони. - Лезвием, - поправил его прокурор Бубер. - Тяжёлое лезвие скользит по направляющим и отсекает преступнику голову. Быстро и надёжно. Оружие революции против революции. Клин, так сказать, клином... - Но, признаться, - осторожно заметил Дихгоф, - мы пока не работали с такими устройствами. Наш Кровец, конечно старательный малый... Кровец, кофе! Но он не знаком... - К письму прилагается чертёж, - ответил прокурор. - Научитесь, ничего сложного. Через два дня к вам приедут сборщики, они же выберут подходящее помещение. Нужен ровный пол и свободный сток для крови... Крови будет много! Бубер зажмурился. - Заткнёшься тогда, Зраднер! Господин начальник тюрьмы самолично изучал письмо с инструкциями Министерства и прилагаемые к письму чертежи устройства под названием «гильотина». Потратил он на это два дня, которые провёл практически безвылазно в своём кабинете, прерывая уединение лишь на время положенного каждому служащему тюрьмы ночного отдыха, а так же на отправление естественных надобностей, от отправления коих не освобождён даже начальник тюрьмы. «Вникает» уважительно думал Кровец. Самого же палача обуревали чувства сильные и противоречивые. С одной стороны, было несказанно радостно от того, что тюрьму не закроют, его не уволят, не лишат жалованья и