Наутро он отстранил от следствия частного детектива. Я оплатил расходы.
Уходя от меня, высокопоставленное лицо поинтересовалось: «А жена уже знает?» Я покачал головой: «Не могу себе представить, как посмотрю ей в глаза. Она все поймет». – «И не представляй», – посоветовал тот. Этим я подписал смертный приговор Наде.
Дочь объявилась после того, как прочитала в газете о гибели знаменитой балерины.
Я ей ничего не сказал. Ее преступление – мое преступление. Я понял, что мы связаны с ней больше чем родственными узами. Я только вернул ей цепочку: «Ее нашла гувернантка в кровати Саши». Патя поблагодарила меня, поцеловала в щеку, а потом поинтересовалась: «А эта гувернантка не выдаст?» – «Я пригрозил ей смертью». – «Она красивая?» – «Да, красивая. Какое это имеет значение?» – «Дай мне ее адрес». – «Зачем?» – «Так надо». Кто бы мог подумать, что она станет шантажировать несчастную моей угрозой, брошенной в отчаянье?
Постепенно, отойдя от похорон, я составил план дальнейшей жизни, а вернее, дальнейшего падения. Я решил бежать из России. Бежать вместе с ней. У меня на Западе несколько счетов. Еще и внукам хватило бы (Боже праведный!). Мы должны были отправиться в кругосветное путешествие. И не вернуться. Застрять где-нибудь в Латинской Америке. Лучшее убежище на все времена!
Патя пришла в восторг от моего плана. Но мне необходимо было уладить все дела. Съездить в командировку в США. Этим она, видимо, и воспользовалась, уверовав в свою безнаказанность и в наш исход.
Нет, она не могла покончить с собой! Не могла! Это глупо! Я в тот день вернулся из Америки. Она это знала. Я бы ее спас. А через неделю нас уже не было бы в России! Все бы уладилось! Все бы кончилось хорошо, если б не трагическая случайность!
Как видите, мой план наполовину осуществился. Я не собираюсь возвращаться. Нет.
У меня в каюте хорошо. Ночью приходят Сашенька и Патя. Они во что-то играют и все время смеются. А наверху стонут гагары. Вы курите? А я, пожалуй, закурю…
Сергей Анатольевич достал пачку американских сигарет и с наслаждением затянулся. Вид у него теперь был не такой холеный, как четыре месяца назад. Он сильно сутулился. Неподвижность красивых серых глаз пугала.
Антон Полежаев, которого Грызунов упорно называл молодым человеком, хотя разница в возрасте была символической, сидя в шезлонге на палубе теплохода, молча разглядывал закатное небо.
Они уже пробороздили Средиземное море, обогнули западное побережье Африки, побывали на Святой Елене и теперь направлялись к Американскому континенту.
Он навсегда забыл бы об идее с кругосветным путешествием, если бы не Еремин…
После всех передряг они как-то завалились в его любимое кафе и просидели там весь вечер.
– Собирайся-ка, дружок, в кругосветное, – посоветовал Костя. – На этом теплоходе поплывет Грызунов. И сдается мне, мы его больше не увидим. А хотелось бы узнать конец истории.
– Ты рехнулся? На какие шиши я поплыву?
– Не прибедняйся! Англичане у тебя покупают пять романов. Как раз и отметишь достойно.
– Нет-нет! – протестовал Антон. – Мне надо садиться за новый роман. А это плавание на полгода!
– Не валяй дурака! Купи себе ноутбук и преспокойно пиши в каюте!
– Боже мой! Кто мне советует писать в каюте! Человек, который ни черта не понимает в творчестве!
Так они препирались битый час, пока «железный Еремин» не сломал оборону противника.
– Расскажи лучше, как идут дела, – попросил писатель. – Я слышал, ты получил наследство?
– Да иди ты! – махнул рукой сыщик.
Узнав о гибели Элвиса, он распечатал безымянный конверт. Это оказалось завещание Старцева. На его счету оставалось около тридцати тысяч долларов. Он завещал их конторе Еремина.
– Элвис не дружил с законами. Без печати нотариуса его завещанием можно лишь подтереться. Зато работенки задал напоследок. Теперь надо искать наследников.
– Эх! Невезучий ты парень! – потрепал его по плечу Полежаев. – Придется оказывать гуманитарную помощь.
– Да иди ты! – снова махнул рукой Костя. – Как-нибудь без литераторов управимся! Только под ногами мешаются! Кстати, Елизарыч идет на поправку. Паниковал Престарелый Родитель, а анализы у него замечательные. Постарался. Не подвел. Скоро выпишут.
И уже на прощание храбрый сыщик, заикаясь от волнения, спросил:
– Скажи, а у тебя серьезно было с Василиной?
– Очень давно, Костя. И несерьезно. А что случилось?
– Видишь ли, я сделал ей предложение…
– Ну и?..
– Она согласна. Только надо год подождать. По человеческим законам так полагается.
– Я желаю вам счастья!
– А тебе – попутного ветра!..
Ветер содрал с белой головы Грызунова бейсболку, приобретенную в кейптаунском портовом магазине, и понес ее дальше по палубе.
Антон не двинулся с места – его занимало лишь небесное.
– Черт с ней! – проворчал Сергей Анатольевич. – Самое верное – не вмешиваться в явления природы.
Он затушил сигарету и пошел прочь, смешавшись с толпой праздношатающихся.
Писатель вскоре спустился в каюту и долго перечитывал на экране ноутбука написанное за два месяца. Работа над романом продвигалась тяжело. Он написал только треть. И до сих пор не представлял себе последней сцены. Обычно видел ее в самом начале работы. А тут – никак.
«Завтра причалим в Пуэрто-Мадрине. Раннее-раннее утро латиноамериканского городка. Человек идет по пустынным незнакомым улицам. Просто так идет, наугад. И плачет».
– Нет, писать в круизе – гиблое дело, – заключил Полежаев. – Еремин идиот! А я трижды идиот, что согласился на это!
Но причина его дурного настроения заключалась в другом. И даже не в страшной исповеди Грызунова. Антон тосковал. Ему понадобилось уплыть за тридевять земель от дома, чтобы в полной мере ощутить свое одиночество. И ту огромную пустоту в душе, которая осталась после разлуки с Идой.
Он выключил экран ноутбука. Порылся в дорожной сумке. Достал блокнот с телефонами. Из Порт-Саида он звонил маме. Из Порт-Элизабет – дочери. Со Святой Елены – Еремину. Кому позвонить завтра из Пуэрто-Мадрине?
Он знал, что в его блокноте нет ее телефона. И все-таки открыл на букве «И». «Ида Багинская» – было выведено крупным корявым почерком Еремина.
– Вот это настоящий друг!
Он давно так не смеялся. Навзрыд.
На палубу уже спустилась густая, беззвездная ночь. Ревели волны. Он метался от кормы корабля к носу и кричал, заглушая волны: «И-ида! И-ида!» – пока чья-то сильная рука не схватила его за плечо.
– Слушай, зачем кричишь: «Еда! Еда!»? Кушать хочешь? Пойдем выпьем!
В ночи блестели большие, насмешливые кавказские глаза. Они обнялись по-братски и спустились в бар.
А наутро теплоход причалил в Пуэрто-Мадрине.
Антона не интересовали больше экзотические красоты. Спустившись в порт, он первым делом отыскал переговорный пункт…
В Москве был поздний вечер. Автоответчик сообщил голосом Иды телефон на телестудии, по которому ее можно найти.
– Кто ее спрашивает? – ответил бархатистый мужской голос. – Вообще-то у нее съемки.
«Тебя какой-то Полежаев!» – услышал он в трубке.
– Ты? – раздалось через несколько секунд.
– Я больше не могу без тебя!
– Антон, милый! Неужели это правда? Откуда ты звонишь?
– Из Пуэрто-Мадрине.
– Что это?
– Кажется, Аргентина. Посмотри на карте.
– Боже! Куда тебя занесло!
– Я люблю тебя! Я не могу больше! Слышишь?
– Слышу, Антоша! Все слышу! Я брошу все! Брошу! Мне без тебя ничего не надо! Слышишь? Ничего! Жди меня завтра в своем Мадрине! Я прилечу! Обязательно прилечу! Завтра!
«Как же завтра? Как же завтра? Ведь у нее нет визы! Господи, о чем я?! Она же королева, а для королевы это пустяки!»
Раннее-раннее утро латиноамериканского городка. Человек идет по пустынным незнакомым улицам. Просто так идет, наугад. И плачет.