— Ты был сегодня прекрасен, — прошептал он.
— Ты всегда прекрасен, — вернул Люмьер ему комплимент. Расстегнутая рубашка осталась на плечах — манжеты держали дорогие любимые запонки с сапфирами. А вот Себастьяна Виктор раздел, чувствуя его грудь своей, его сильное тело, которое приводило Люмьера в неописуемый восторг. Он проник рукой между ними под брюки Себастьяна, которые оставалось только сдернуть вниз, беря горячую, чуть влажную от смазки плоть в пальцы, мастурбируя супругу. Притянув Эрсана в глубокий, влажный и даже пошлый поцелуй — но едва ли что-то между ними можно было назвать пошлостью, а не страстью — высвободился из своих брюк, благодаря Себастьяну.
Одним сильным движением Себастьян развернул его спиной к роялю, а в следующий момент усадил его на гладкую крышку рояля. Обнажив его полностью, он развел ноги Виктора и нависнув над ним, поспешно вошел в него. Люмьер прижался к нему всем телом, вскинув бедра навстречу, притягивая его к себе, зарываясь пальцами в волосы возлюбленного. Чувствовать плоть Себастьяна в себе было умопомрачительно приятно, особенно испытывая такое сильное возбуждение. Пусть они уже много раз занимались любовью, это всегда был самый настоящий восторг.
Себастьян ускорил темп, одной рукой ублажая Виктора, а другой лаская его выбившиеся из идеальной прически локоны. Покрывая горячими поцелуями его скулы и шею, он углубил свои ласки, чувствуя как ускоряется дыхание партнера. Виктор цеплялся за него, задыхаясь от удовольствия, от близости. Он был в таком восторге, что ему казалось, ещё секунда — и он потеряет сознание. Сжимая в себе Себастьяна, подаваясь бёдрами навстречу, он вскоре задрожал, сорвался и кончил, задохнувшись и протяжно застонав, откинув голову и всем телом содрогнувшись, вцепившись в Эрсана и на последнем вздохе произнеся его имя. Виктор был оглушен и совершенно счастлив, чувствуя, как любимый мужчина кончает в него с приглушенным грудным стоном. Эрсан последовал за ним и, судорожно втянув воздух, опустился на банкетку у рояля. Он чувствовал, что готов повторить, но знал, что должен подождать хотя бы немного. Виктор разлегся на рояле, тяжело дыша, но потом тихо засмеялся.
— Это было восхитительно. Просто… восхитительно.
— О да, — выдохнул Эрсан, со всей любовью и страстью смотря на Люмьера.
Виктор потянулся к нему рукой, но достал только до щеки.
— Я люблю тебя.
Поднявшись на ноги, Себастьян, притянул Виктора к себе и прошептал ему прямо на ухо:
— Люблю больше жизни.
Виктор обнял его за шею, приподнимаясь и расслабляясь в его объятиях. Люмьер ответил на слова Эрсана нежным поцелуем, возвещая «я тоже». Себастьян был его музыкой, был его счастьем, абсолютной нежностью и любовью. Спустившись с рояля, они занялись любовью вновь, но уже куда более плавно, медленно, сидя на банкетке, то и дело замирая в объятиях друг друга, отсрочивая новый момент оргазма, дыша глубоко и горячо друг другу в губы, перемежая вздохи и стоны с чувственными, но очень мягкими и ласковыми поцелуями. Через минут десять, как они закончили, натянув одежду на уже остывшее тело, Виктор сел за рояль, равно как и Себастьян, который приобнял его за талию и прижался щекой к щеке. Люмьер открыл крышку инструмента и вскинул руки над клавиатурой, и заиграл. Мелодия была новой, непривычной, отличающейся от остальной его музыки. Люмьер, доиграв до определённого момента, тихо запел ему на родном языке:
«Даже после моей смерти,
Я покрою твоё тело золотом и светом,
И создам землю,
Где будет править любовь…»
Виктор научился петь намного лучше, когда Себастьян на время забрал у него скрипку. Он прикрыл глаза, чувствуя его кожу своей кожей, его дыхание на лице.
«Никогда не покидай меня,
И позволь мне стать тенью,
Подарить тебе жемчужины дождя,
Из тех стран, где ты будешь королем…»
Его пальцы порхали над клавишами, пока он становился музыкой, становился чистым чувством.
«Не покидай меня…»
Когда мелодия кончилась и Виктор опустил руки, он прислонился лбом ко лбу Себастьяна.
— Ты — моя жизнь. Моё все, — прошептал Люмьер, не открывая глаз.
Покидая театр, Венсан не находил себе покоя. Он чувствовал себя словно во сне, дурном кошмаре, от которого никак не мог очнуться. То, что он видел сегодня в антракте никак не шло у него из головы. Он не понимал. Его мозг просто отказывался понимать, что Виктор мог вести себя так рядом с Эрсаном. Это было неправильно и совершенно не сочеталось с тем, как он сам представлял отношения между ними. Быть может, Виктор был околдован? Себастьян мог опоить его, чтобы привести в действие свой план. Да, это определенно бы все объясняло.
Остановив экипаж, он несколько секунд раздумывал, какой адрес назвать, но, в конечном итоге, рассудив, что едва ли Себастьян и Виктор уже вернулись домой, попросил отвести его в особняк Сен-Жермен. На днях герцог отбыл в замок в долине Луары вместе с супругой, и в особняке было очень тихо. Венсан даже на секунду пожалел, что не отправился в замок вместе с родителями. В этот самый момент ему было так больно и тоскливо, что он готов был бы отдать все, лишь бы не оставаться одному.
Скинув с себя верхнюю одежду, он некоторое время блуждал по пустым комнатам, не в состоянии найти покой. Все казалось чужим и холодным. Он чувствовал себя брошенным и преданным. Ему практически до слез хотелось, чтобы все увиденное в театре было лишь плодом его воображения, но он знал, что каждая минута того ужасного действа происходила наяву. Венсан был в малой гостиной, когда в комнату вошла Ноелла. Уже много месяцев только ей разрешалось его беспокоить.
— Мой господин, — произнесла она, чуть склонив голову, — вам пришла записка. Посыльный передал, что это дело крайней срочности.
Она протянула ему запечатанный конверт без каких-либо подписей. Маркиз принял его в глубокой задумчивости. Выждав небольшую паузу, служанка уже хотела покинуть комнату, но Венсан её остановил.
— Скажи, достоин ли я счастья?
Вопрос сорвался с его губ столь внезапно, что застал и его самого, и её врасплох.
— Даже сильнее других, — произнесла она с неожиданной горячностью, как только первое удивление прошло. — Вас что-то тревожит, мой господин?
Венсан медленно кивнул. Ему хотелось рассказать об увиденном, обнажить свою душу, исповедоваться, но уже было открыв рот, он передумал и просто сказал:
— Спасибо. Ты можешь идти.
Старая служанка склонила голову в поклоне и ушла, а де ла Круа, оставшись один, еще некоторое время смотрел ей вслед. Ему хотелось верить её словам, но душу терзали сомнения. Быть может, он заслужил? Быть может, это была плата за то, что он стал Богом? Он не мог быть ни в чем уверен.
Распечатав конверт, Венсан достал лист плотной бумаги и пробежался по аккуратным строчкам. Он сразу же узнал почерк. Письмо прислал Себастьян Эрсан, и он просил маркиза прибыть в его особняк как только тот получит конверт. Вскинув брови, он некоторое время стоял в нерешительности, а затем его губы расплылись в улыбке. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Он намеревался выяснить раз и навсегда на чьей стороне Виктор.
Люмьер к часу ночи начал засыпать, но Себастьян отчего-то идти в спальню не хотел, а предложил остаться в гостиной. Слуги были отпущены до утра — Виктор и Себастьян планировали уехать в Зальцбург и Вену на неделю, чтобы сменить обстановку и немного побыть наедине на родине классиков, которых так уважал Люмьер.
Эрсан сидел на софе и медленно тянул коньяк, время от времени обращая внимание на напольные часы. Виктор же, уставший после долгого дня, бурного секса и даже щемящей нежности, уснул, лёжа у него на коленях головой, правда, всего на полчаса, прижавшись к животу возлюбленного лбом. Ему было совершенно невдомек, почему Себастьян не хочет пойти и наконец-то лечь в их мягкую и большую кровать, чтобы накрыться таким же мягким одеялом и прижаться к Виктору. Оставалось только мирно спать, чувствуя, как его поглаживают по волосам. Люмьер, конечно, мог бы встать и уйти в комнату — Себастьян его даже один раз отправлял, но Виктор не согласился. Он хотел быть рядом.