После ужина мы разложили матрасы, и словно это было совершенно естественно и в порядке вещей, Патрисия с Сарой занялись любовью, Жозеф, несмотря на облик типичного гуру, явно тоже не был склонен к воздержанию, поскольку вскоре к ним присоединился, и когда Сара обратилась ко мне, мол, вы так и будете на нас смотреть, это же глупо, я уже знал, чем все закончится, и в глубине души признавал, что совсем не против, а потом мне открылось, какая она потрясающая женщина, я будто овладел волшебницей из глубины времен; мы уступили им нашу кровать; перед тем как закрыть глаза и заснуть, я глядел на усыпанное звездами небо, ко мне прижималась Мари-Пьер, напряжение последних дней улетучилось, и, чувствуя небывалую расслабленность, я мгновенно провалился в сон, ощущая на коже пот Сары, вкус ее губ… а наутро первым делом подумал: конечно, все это прекрасно, отдых есть отдых, но я ни фига не зарабатываю, только трачу, тут в моем воображении всплыли рассуждения Жозефа насчет прошлых жизней, что мы сами выбираем свою судьбу, и я вспомнил, как один мой приятель сказал следователю: пораскиньте мозгами, без преступников никак нельзя, без нас и судьи, и вы, следователи, лишились бы работы, кроме того, будь я способен заседать в магистрате, уж наверное не стал бы грабить.
Мы позавтракали все вместе, и в обществе Сары запах кофе, хотя я вообще-то его не люблю, внушал мне одновременно спокойствие и уверенность, весь день мы провели на пляже, а вечером пошли в клуб, не в тот, который облюбовали эшанжисты — туда, кроме Бруно, никто идти не захотел, — а в другой, где в мгновение ока очутились в толпе загорелых подростков: все выделываются, как могут, подпевая орущей из динамиков песне, о-о-о, у-у-у и тому подобное, для меня это был просто шум, но, к моему изумлению, Мари-Пьер чувствовала себя как рыба в воде, о-о-о, у-у-у, Патрисия с Сарой не отставали, самое противное, что даже Бруно держался молодцом, а я ощущал себя неповоротливым бегемотом, неуклюжим увальнем из одного дурацкого комического сериала; вдруг все как по команде завопили и замахали руками над головой, бог мой, Сара смотрелась совершенно органично, Мари-Пьер обнимал какой-то урод, о-о-о, у-у-у, а-а-а, девка впереди меня, видимо, решила, что я к ней пристаю, и здорово врезала мне локтем, я решительно раздвинул толпу, пробрался к Мари-Пьер, которую отпустил тот придурок, и обнял ее, о-о-о, у-у-у, но все обернулось еще хуже — он оттер меня в сторону, извини, старик, Патрисия аж присела от смеха, я только головой помотал, она подошла ко мне, похоже, сегодня тебе не везет, я направился к Жозефу, который наблюдал за нами, потягивая сок, черт-те что, сказал я ему, от этого грохота крыша едет. В гуще толпы Патрисия стала эротично снимать платье, они с Сарой дурачились самым неприличным образом, в зале стояла дикая жара, вдруг ее платье полетело на стул, ура, завопил диджей в микрофон, эй, народ, мы же нудисты, не прошло и минуты, как практически все были нагишом, все тот же охламон начал раздевать Мари-Пьер, народ выстроился в змейку, и вот, пожалуйста, этот хрен моржовый хватает мою девушку за бедра, давай, скотина, не стесняйся, отымей ее сзади, внутренне негодовал я, наверное, он почувствовал мой взгляд, потому что обернулся с ухмылкой, в значении которой сомневаться не приходилось — обломись, мол, и тогда я вмазал ему башкой в нос, парень не успел уклониться, — но, как оказалось, умел за себя постоять, поднялся и принял стойку, пришлось со всей силы заехать ему между ног, что не потребовало особых усилий, поскольку он был голый, музыка прекратилась, Мари-Пьер посмотрела на меня, извини, сказал я, больше не могу, повернулся и вышел на улицу, никто не посмел меня задержать.