— Пятьсот двадцать пять, — сказал хозяин, — и это не считая орешков.
Дядя вышел вместе с нами, он хотел, чтобы мы на минутку зашли к нему, он не видел Мари-Пьер с тех пор, как скончалась его жена, которая оставила племяннице украшения, дядя настаивал, объясняя, что она не простила бы ему, если б он отпустил девочку без наследства.
— Уже без пятнадцати восемь, — шепнул мне Жоэль, — тебе пора звонить.
В дядиной квартире царил аскетизм — там стояли кровать, два стула и буфет. На кровати лежало распростертое тело и издавало тихие звуки.
— Господи, что это? — изумилась Мари-Пьер.
Дядя достал из буфета коробку с пирожными и повернулся к нам.
— В прошлом году я совершил величайшую глупость в жизни.
Создание приподнялось и произнесло нечто нечленораздельное.
— Она что-то говорит! — сказала Мари-Пьер. — Кто это?
Оставшись после смерти жены один-одинешенек, дядя очень тосковал, у него даже началась депрессия, и врач посоветовал ему жениться вторично; читая брачные объявления, он наткнулся на одно интересное: вдова, имеющая небольшой капитал, из пригорода Кана; ее привезли на смотрины, они пообедали в ресторане в центре, причем за счет родственников вдовы, она была в восторге, дядя поселил ее у себя, и вскоре начался кошмар: женщина оказалась не в своем уме и частенько путала дядю со своим первым мужем, осыпала его упреками — мол, все по шлюхам бегаешь, пьяница проклятый, — в сущности, дядя был не без греха, но она-то честила Даниэля, своего почившего супруга, а у бедного дяди уже сил не было слушать ее ругань; порой она совсем слетала с катушек, пару раз, отправившись за покупками, не вернулась, и дядя был вынужден искать ее по больницам, а поскольку у него нет машины, это было просто наказание, вот и пришлось ее связать, а то как бы она снова не пустилась в бега. Он наклонился над женщиной, устремившей на нас туманный взгляд, и развязал ей ноги: что, стреножили тебя, ослица; сейчас освободим; попытки вернуть вдову родственничкам оказались тщетными — по телефону никто не отвечая. Привидение прошествовало мимо меня и закрылось в туалете.
— Слушай, отсюда можно позвонить? спросил я Мари-Пьер.
Чувствуйте себя как дома, откликнулся дядя, телефон был рядом с кроватью, с той стороны, где изволила почивать невеста, я набрал номер легавого.
Видимо, он ждал звонка, потому что сразу снял трубку.
— Алло, мсье Филипп, я в Гавре, как условились.
Он спросил, взял ли я все, что нужно для переезда, включая обговоренную сумму, записал адрес гостиницы, сказал, ждите меня завтра к шести утра, я за вами заеду, и повесил трубку.
— Порядок? — спросил меня Жоэль.
— Порядок, завтра вечером будем в Париже.
Мари-Пьер поблагодарила дядю за украшения — брошку, пару серег, колье и обручальное кольцо, и мы поехали, после анисовки меня поташнивало — хорошо, что дядюшка не успел налить еще, по дороге мы остановились в ближайшем кафе, чтобы заморить червячка, а по возвращении улеглись спать, завтра мне было рано вставать.
Перед сном я на минутку зашел к Жоэлю: между нами все должно быть начистоту, и я хотел переговорить с ним с глазу на глаз. Жоэль как раз чистил зубы, я уселся на кровать, сообщил, что поеду на встречу один, и не сводил взгляда с его мускулистого торса, пока он молча переваривал информацию, обливаясь водой.
— Если я правильно понял, получается, я даю тебе все бабки плюс грузовик моего соседа и жду в отеле, а вдруг ты не вернешься?
Я бы на его месте запаниковал, более того, я бы просто-напросто отказался от дела, еще чего, взять и расстаться с кровными денежками.
— Ты будешь ждать не один, с тобой останется моя девчонка, вот моя гарантия.
Жоэль улыбнулся.
— Ну что ж…
Он многозначительно прищурился — да, гарантия неплохая: грузовик застрахован, достаточно заявить об угоне, а перспектива заполучить Мари-Пьер его явно привлекала. Даже не знаю, чего мне хочется больше, говорит, чтобы ты удрал или чтобы вернулся, в любом случае я внакладе не останусь. Мне понравилось, как он к этому отнесся, — истратив почти шестьсот франков на выпивку для дегенератов, я получил хоть какое-то утешение в лице напарника.