— На Бирже называли зарплату от двухсот до трехсот тысяч в год. А в чем будут состоять обязанности сотрудника?
Я выключил камеру, чтобы ответить.
— Как у обычного менеджера — общение с клиентами плюс, это я особенно подчеркиваю, доставка.
— Доставка…
Я ждал, пока он переварит информацию.
— Мне кажется, у вас большой опыт общения с людьми; вы будете ездить к клиентам, предлагать и доставлять наши товары.
—А какие товары имеются в виду?
— Самые разные, в основном техника, как бытовуха, так и развлекуха.
Я намеренно употребил эти термины, так выражались «профессионалы»: бытовуха — это холодильники и прочая кухонная дребедень, развлекуха — аудио- и видеотехника.
— Вы продаете оптом, в розницу, через магазин?
— Не совсем, мы работаем со складов, где хранятся остатки.
— Ах, остатки…
Я занял свое место за камерой и продолжил съемку; что за дела, какого черта он задает столько вопросов? Хотелось сказать: слушай, на улице три миллиона безработных, не нравятся тебе остатки — до свидания, иди гуляй.
— Что это за остатки? — продолжал выяснять он. — Я не совсем понимаю.
Ничего удивительного, я бы на его месте тоже засомневался: ожидающий своей очереди Саид, Жиль с видом утомленного ковбоя, а психологиня в мини-юбке пытается забраться к нему в подсознание, да еще странный оператор, толкующий про доставку.
— Что ж, собеседование закончено, давайте ваше резюме, в зависимости от результатов мы с вами свяжемся.
— Прекрасно, — сказал он с язвительной улыбочкой, — значит, в зависимости от результатов вы со мной свяжетесь.
Перед тем как пригласить следующего, я взглянул на Мари-Пьер: ну, как он тебе?
— Конечно, опыт у него большой, но не наш человек.
Приятно было вновь убедиться, что мы мыслим в одном направлении.
Второе интервью прошло быстрее; неприятный оказался тип, к тому же у него на лице было написано, что он тряпка, тряпка и размазня. Раньше он торговал мебелью, и я тут же представил, как он стоит в своей униформе посреди салона где-то в дебрях загородного торгового центра, продавая кухни. Прожектор светил ему в затылок, отчего уши выглядели алыми. Мари-Пьер, должно быть, поняла, что дело гиблое, потому что постаралась быстро закруглиться.
— На меня от одного его вида напала жуткая зевота, — заметила она.
— Между прочим, у него на рубашке пятна, он к тому же нечистоплотен.
Племянник сантехника не появлялся, и я спросил, кто пойдет первым, Саид или Жиль.
— Валяй ты, — подмигнув мне, сказал Жилю Саид. — Я собираюсь поговорить с шефом по-свойски, боюсь, это надолго.
Жиль уселся напротив Мари-Пьер, я навел на него камеру, он старался держаться независимо, и в целом ему это удавалось, — похоже на съемки фильма, улыбнулся он; на вопросы Мари-Пьер Жиль отвечал односложно: да, нет, не знаю, но в то же время казался полностью уверенным в себе и выглядел предпочтительнее остальных. Мари-Пьер просмотрела его тесты, результаты были хорошие, выше среднего уровня.
— Почему ты не сделал последний тест?
Его рот скривился в ухмылке.
— Угадай, где мне предлагали такие вот тесты?
Жиль отсидел пять лет, долгий срок, но это была первичная отсидка, он отличался примерным поведением, ни с кем не собачился — не дурак, чтобы нарываться, и по истечении половины срока подал прошение о досрочном освобождении; у них не было причин ему отказывать, на воле его ждала работа, в общем, перспективы неплохие.
— И что? — спросила Мари-Пьер.
Его отправили к психологу, приятный такой малый, они беседовали долго, Жиль был начитан в области психоанализа, они, как говорится, общались на равных.
— Он меня просто по стенке размазал, — сказал Жиль.
По его тону я почувствовал, что он до сих пор переживает; тогда ему тоже показывали рисунки, и каждое толкование психолога вторило давнишним обвинениям прокурора, становясь непреодолимым препятствием к свободе. Например, на одном рисунке мужчина, охотник, целился из ружья в зайца; что делает этот человек? — спрашивал психолог. — Опишите рисунок. Как что, странный вопрос, он убивает зайца. А вот и нет, это был неверный ответ: мужчина не убивал зайца, он только целился, что не одно и то же.