До завтра.
— Знаешь, — сказал я Жилю вечером, — все они жулики, все до единого.
Уже целую неделю я капал ему на мозги насчет переезда: ты должен полностью преобразиться — изменить язык, манеры, стиль одежды… я даже подумывал, не уволить ли его, а то как бы не испортить о себе впечатление на новом месте, но когда увидел, как наш хозяин запросто выдувает бутылку кьянти и берет наличку, не моргнув глазом, мне все стало ясно. Ты не слишком распространяйся про наш уговор, а то у моих партнеров пунктик насчет закона. Как бы не так! Такие же, как все, и, на мой взгляд, не семи пядей во лбу. Просто им повезло начать в приличной среде.
— А ты что думал, они тут полубоги?
Радио пропикало полночь, мы выехали из Парижа через Итальянские ворота, на секунду у меня возникло чувство, что мы направляемся прямиком к собственной гибели.
— На подъезде к Вильжуифу подхватим моего дружка, это он подкинул мне идейку.
Утром он даже не заикнулся, что нас будет трое; полагаю, прибыв на место, надо ждать новых сюрпризов; меня попросят взять на себя все расходы, а реальная прибыль окажется вдвое меньше ожидаемой. Но ничто не могло испортить мне настроение, сейчас меня занимало одно — простая и в то же время солидная табличка, венчающая наше водворение на улице Сен-Рош.
— Он будет на месте, как штык, золотой парень, вот увидишь, мы с ним сидели вместе, он знает Рюнжи как свои пять пальцев.
— Ну, раз вы вместе сидели… — протянул я с улыбкой.
Грузовик притормозил, и наш компаньон плюхнулся на переднее сиденье рядом со мной. Честно говоря, вид у него был забитый, я бы принял его за продавца молочной лавки. Или отдела скоропортящихся продуктов в какой-нибудь провинциальной бакалее.
— Познакомься с шефом, — возвестил Жиль, — с этого момента все решает он.
Въезд на рынок был платный, вот и первые расходы, пришлось доставать бумажник.
— Теперь поезжай по кругу, давай осмотримся, чтобы ты получил общее представление о месте.
Со всех сторон нас теснили,огромные фуры, люди без устали сновали между складами, тут были живые цветы, дальше свежая рыба… поскольку мы сидели вплотную, Уголок, так звали приятеля Жиля, орал во всю глотку прямо мне в ухо, да еще плевался. Словно целый город без жителей, с шикарным видом на Монако — создавалось впечатление, что это предмет его личной гордости, — и управляет им президент, а вовсе не мэр.
— Президент? — поразился Жиль.
— Да, все контролирует президент совета рынка.
На долю секунды я представил, как президент Франции в ярко-синем мундире мечется от рассвета до заката среди контейнеров со всякой снедью. Откинувшись назад, я отодвинулся как можно дальше от источника резких звуков; завтра утром позвоню Мари-Пьер, она должна вернуться в конце недели, и раз я все равно поеду в Гавр, то могу забрать ее оттуда, а переезд мы осуществим вдвоем с Жилем, если что — наймем грузчиков. Уголок продолжал разливаться соловьем: взять хоть меня, тут все только и делают, что пьют, пьют и воруют, везде, в каждом павильоне. А меня за воровство и пьянство уволили, вот и пойми что-нибудь. Думаю, я просто не приглянулся новому хозяину, да, это единственное объяснение. Почувствовав, что дружка понесло в сторону от наших баранов, Жиль его перебил: слушай, давай-ка поглядим на грузовик. Просто невероятно, сколько людишек шляются без дела, теряют волю к жизни, как рыбы на песке, и не могут всплыть на поверхность, только и знают, что клянут судьбу, словно в их неприятностях виноват кто-то другой; да вот хоть этот крендель — кто заставлял его пить? А если шеф его уволил , почему он не устроится на другое место? Мы остановились перед въездом на стоянку грузовиков, где должен был разыграться спектакль.
Уголок обратился к Жилю с вопросом:
— Ну что, пойдем потолкуем с ней?
— Ты думаешь?
— Не знаю.
Казалось, они испытывают мучительное колебание.
— С кем? — спросил я.
Жиль нервно теребил ухо. Уголок брызнул на меня слюной:
— Со шлюхой.
Я переводил взгляд с одного на другого, но, как говорится, на переправе лошадей не меняют.
— С какой шлюхой?
В высшей степени хитроумная затея, придуманная Уголком и одобренная Жилем, касалась фуры на тридцать восемь тонн свежего мяса, которую возил шофер-поляк, любивший по приезде развлечься с одной шлюхой. Но — внимание, это важно! — в отличие от остальных коллег, он не использовал для этого грузовик, предпочитая фургончик жрицы любви.
— Почему?
— Он очень верующий и не может трахаться в присутствии Папы и Девы Марии, их портретами у него увешана вся кабина.