Только мы обговорили нюансы, как запищал мобильный. Звонила Сильви, наша беременная соседка, — случилось несчастье. Врачи уже приехали, Мари-Пьер жаловалась на постоянные боли, а это плохой признак, диагноз врача однозначный: внематочная беременность. Я опешил. Надо, конечно, дождаться результата анализа, но «скорая» уже здесь, не мог бы ты приехать? — продолжала Сильви.
— «Скорая»?
Бруно делал мне знаки, мол, что случилось? Если плодное яйцо лопнет внутри трубы, она умрет. Врач настаивал на госпитализации. Голос Сильви доносился сквозь треск. Приезжай прямо в больницу, записывай адрес. Бруно протянул мне ручку; больница университетского городка, бульвар Журден. Все нормально? — спросил Бруно; я направился к выходу: да, все под контролем, но я должен срочно ехать к ней в больницу.
В тот момент, когда я нажал кнопку лифта, телефон снова запищал — если она умерла, это будет тяжелый удар. Да, очень тяжелый. У нас проблемы, затараторил Жиль, мадам изволит капризничать, она больше не согласна на тридцать штук и грозится предупредить поляка. В лифте прием был ужасный. Ты где? — спросил я. Он был в Гароноре, дома у проститутки, она отправилась в парикмахерскую, и он решил позвонить мне, не сомневаясь, что я найду решение.
Я вышел на улицу, консьерж начищал таблички у входа, мы поздоровались, раз вешаешь табличку из лучшего сорта меди, она должна блестеть, я сунул ему сотню и приветливо подмигнул, — как говорится, всякий труд достоин вознаграждения; Жиль висел на проводе, моя девушка была между жизнью и смертью в машине, которая мчалась в больницу… знаешь что, дождись ее прихода и сразу же мне перезвони.
Откинувшись на заднем сиденье такси, я думал: а вдруг у меня никогда не будет детей, мне хотелось рыдать, но слез не было. Кошмар какой-то, сказал шофер, по статистике каждую минуту появляется двое безработных, что ж это такое делается… я так и не въехал, о чем он сокрушался: о действиях правительства или о судьбе будущих бездельников, но проблема безработицы сейчас волновала всех и каждого. На площади Данфер-Рошро Бельфоров лев был на своем месте, я старался успокоиться, не поддаваться панике, а таксист продолжал: с другой стороны, потеря работы — это отличный момент, чтобы найти ответы на многие вопросы, время от времени полезно разобраться, почему все идет не так. Я согласился: да, пожалуй, это хорошая возможность поразмышлять. Посетители обычно ждали в холле, но поскольку Мари-Пьер привезли в реанимацию, мне сказали спуститься и узнать все там; первая, кого я увидел, была Сильви с журналом в руках, она повернула ко мне перекошенное лицо — наверное, случилось непоправимое, слишком уж растерянной она выглядела: боже мой, боже мой, какой ужас, какое горе, бедняжка была так счастлива… Пришлось мягко ее отстранить, поскольку она впилась мне в плечо, чуть ли не до кости; где она, спросил я, куда ее положили?
Но не успела Сильви открыть рот, как распахнулись двери в конце коридора и я увидел Мари-Пьер, ее везли на каталке, вместо обычной одежды на ней был какой-то зеленый балахон… у меня гора с плеч свалилась, — она жива! — я уже настолько смирился со страшной мыслью, что как-то не сразу поверил. Каталку оставили как раз напротив нас, так что я мог с ней поговорить: ничего, моя девочка, прошептал я, нужно надеяться на лучшее. У нее по щекам катились крупные слезы: все кончено, ребеночка не будет… тут Сильви стала плакать и громко сморкаться, это длилось до прихода санитаров, которые повезли Мари-Пьер в хирургию, но она успела тихонько попросить меня дать Сильви денег на такси. Я поблагодарил Сильви и протянул деньги; что вы, это слишком много, пролепетала она, я возразил: ничего, на всякий пожарный случай. Санитары повезли Мари-Пьер, Сильви крепко обняла меня — мужайтесь, я с вами — и быстро ушла, даже не оглянувшись; тут запищал мой мобильный; вам на седьмой, сказал санитар, но ехать надо на другом лифте. Это снова был Жиль: ну вот, она рядом, даю ей трубку, и я услышал голос нашей красотки-шлюхи. Мой мозг работал с быстротой лучшей машины «Формулы-1», и я сразу бросился с места в карьер, отметая ее доводы один за другим; прежде чем она перешла к сути, я объявил, что увеличить ее долю невозможно, тогда для остальных дело теряет смысл, а выдать нас полиции было бы неразумно, посудите сами, взамен вы ничего не получите, кроме разве неприятностей. И добавил: весьма серьезных.