Мари-Пьер лежала удрученная, ультразвук показывал одно, а кровяные выделения свидетельствовали о другом, не знаю, в чем была суть, но что-то не клеилось, и точно, когда компьютер выдал результат, доктор был в полном недоумении. Мать ее поцеловала, они так трогательно смотрелись вместе, эти женщины с разницей в двадцать лет; Мари-Пьер называла мать по имени: Мириам, ты привезла мой дневник, я его забыла? Ну конечно, тут же откликнулась Мириам, я сразу о нем подумала; и поверь мне, все будет хорошо, серьезно, это пустяки, я пять раз рожала и знаю, что говорю.
Время летело быстро: пока мы потрепались, пока я спустился вниз кое-чего купить и вернулся в палату, было уже около десяти, я как раз подумывал, чем бы заняться, как зазвонил мобильный — Жиль интересовался, не хочу ли я зайти куда-нибудь перекусить. Я ответил положительно, но предупредил, что буду с тещей, старушка, мол, прикатила в гости. A-а, заволновался Жиль, надо развлечь мамашу… Я подмигнул Мириам — вообще атмосфера разрядилась, мы перешли на «ты», она мне нравилась — и погнал пургу: да, старина, конечно, это напряг, ей как минимум шестьдесят; ладно, все ясно, ну что, приезжать мне или как? — заколебался Жиль. Я сказал: конечно, приезжай, ты не можешь бросить меня в беде, один я с ней свихнусь, она заявила, что жаждет сходить в «Мулен-Руж».
Мари-Пьер с матерью хихикали, а я теоретизировал о том, как у него отвиснет челюсть, когда он увидит Мириам, мы продолжали острить на эту тему вплоть до прихода Жиля; он вошел и сразу все понял: ну, вы меня разыграли, ни фига ей не шестьдесят, она хороша, как майская роза; вы преувеличиваете, мое время прошло, — Мириам отчаянно кокетничала — пора уже передавать эстафету дочкам, но тут вмешалась Мари-Пьер: ну что ты, мама, ты выглядишь потрясающе, я всегда тебе говорила, а ты мне не верила.
Я очень хотел, чтобы Мари-Пьер тоже пошла, однако врач был категоричен: ни в коем случае, никаких пирушек, ей надо лежать; Мириам обещала прийти к ней завтра как можно раньше, и мы покинули палату.
Ужин прошел отлично, в «Зойере», ресторан находился рядом с больницей, весь вечер Мириам с Жилем флиртовали, она разомлела от вина, а он был просто в ударе, нечасто я видал его таким — остроумный, находчивый, прекрасно умеющий поддержать беседу, к десерту стало ясно, что она покорена, а он всерьез решил ее закадрить.
— Полегче на поворотах, — сказал я ему на выходе, — все-таки она моя теща.
Он подмигнул, мол, не боись, за кого ты меня принимаешь, за похотливого козла? Короче говоря, Мириам, поехала ночевать ко мне, у него — конечно, совершенно неожиданно — кончился бензин, в Париж он не доедет, в такое время все закрыто… я поднялся в нашу спальню, в конце концов, она большая девочка; где-то через полчаса у них там началась коррида, заснуть было невозможно, они устроили какое-то инфернальное шоу, если бы это был кто другой, я бы спустился и усмирил шалунов, но, сами понимаете, в данном случае я не мог открыть дверь, сделать большие глаза и сказать родной теще: извините, вы не могли бы трахаться потише.
Назавтра я испытывал стыд, не зная, в каком виде преподнести случившееся Мари-Пьер, рассказать ей или нет, но, видимо, Мириам сама ей намекнула, потому что днем, как только Мириам отвернулась, она спросила меня: слушай, у них с Жилем правда все хорошо? Она была счастлива за мать — разве запрещается заводить любовника, слава богу, Мириам еще в отличной форме, годы-то летят.
Приезд Мириам стал для меня спасением: обремененный заботами, я не мог все время проводить в больнице, ожидая, пока Мари-Пьер поправится. Приближался день операции «Грузовик». Послезавтра начнется семинар у Бруно. Надо было расстараться и найти определенное количество видаков одного класса, ведь никак нельзя обидеть кого-то из журналистов — Бруно говорил, они люди тщеславные, чуть что, и прости-прощай хвалебная статья. В среду позвонил адвокат из Лилля, там началось оживление рынка, и он хотел сделать срочную закупку, Жилю пришлось мчаться туда, впрочем, он был рад проветриться.