— Пятнадцать франков?
Он не соизволил ответить. У нас было сто продавцов по всему городу, у каждого по сто бутылок, сто на сто — тысяча, продажная цена — десять франков, пятерка нам, пятерка им.
— Ваша фамилия.
Он наполовину вылез из окошка.
— А тебе-то что, индюк расфуфыренный?
На вид он был хиловат, плюс у меня имелось преимущество внезапности, он просто не ожидал.
Я быстро выбросил кулак и ударил его в нос, потом, не давая опомниться, отвесил оплеуху и, ухватив за волосы, прижал к капоту машины, Бруно с Патрисией бросились ко мне. У парня была рассечена губа.
— На кого работаешь?
Вокруг мгновенно собралась толпа, мужик — хозяин четырех палаток на площади — примчался со всех ног. Увидев меня, он лишился дара речи, потом спросил: что стряслось, господи, что такое? Я кивнул на мальчишку: по-моему, у вас проблемы с персоналом. Кто этот псих, заорал щенок, он меня чуть не убил. Ну, конечно, вскоре все выяснилось, я принял извинения, хозяин объяснил, что конкуренты подняли цену, так что не было смысла продавать пиво по десятке, но я сказал: уговор есть уговор, либо мы ведем дела честно, либо расстаемся, мы не имеем права надувать клиента, многие сегодня работают бесплатно, чтобы люди могли славно провести время; зрители вокруг меня поддержали: да, точно! Сначала они не врубились, что к чему, но постепенно мои аргументы возымели действие, какие-то панки засвистели; пятнадцать — да вы охренели, это грабеж, вот десятка — нормально. В результате все оказались на моей стороне, и когда продавец снизил цену, народ зааплодировал.
— Здорово, — заметил Бруно, по его глазам я понял, что он потрясен, — с тобой, как видно, шутки плохи.
Повсюду бродили веселые компании, звучала музыка на любой вкус, от народных песен до хард-рока, словно вдоль улиц растянулся невиданный какофонический ансамбль, через каждые пять метров — концерт, однако слушать было приятно.
— По-вашему, я должен был стерпеть оскорбление?
Патрисия улыбнулась: о нет, ты не из тех, кто позволяет себя оскорблять.
— Смотри, — вдруг сказала Мари-Пьер, — как кстати.
Она нагнулась и подняла рекламку: «Ярмарка поэтов, площадь Сен-Сюльпис» и число— ближайшие выходные.
— Забавно, — заметила Патрисия. — Мы были там с матерью в прошлом году.
— Ты должен туда пойти, другого шанса не будет.
— О чем речь? — поинтересовался Бруно.
— О стихах, он обалденный поэт.
— Серьезно, ты сочиняешь стихи?
По дороге к Люксембургскому дворцу слаженно пела странная компания, без всякого аккомпанемента — о-ооо, а-ааа, им было от сорока до шестидесяти лет, все одеты просто, но в одном стиле, ими руководила коленопреклоненная дама, это напоминало сценку из комиксов или секту, ожидающую прилета инопланетян, одна из женщин была в бигуди, — о-ооо, а-ааа, — видимо, они исполняли что-то вроде речитатива, но ничего не выходило, можно было различить только протяжные звуки, которые долгим эхом исчезали в темных переулках.
— Когда-то давно я и правда пописывал, так, для развлечения.
Патрисия с Бруно пришли в восторг; ты поэт, слушай, это же здорово, я потрясен, сказал Бруно, ты еще и сочиняешь, ну просто вундеркинд.
Не откладывая в долгий ящик — мы возвращались к этой теме каждый день, — в ближайшую субботу, на шестой день творения, Мари-Пьер решила во что бы то ни стало пообщаться с каким-нибудь издателем, а я, честно говоря, после бесконечных обсуждений и бесчисленных советов, совсем заморочился; мы ходили с моими тетрадями к одному опытному книготорговцу, он сказал: поэзия — это особая сфера, своего рода терра инкогнита в издательском мире, так что заявить о себе следует именно на Ярмарке, там самое место.
— Это как Канны для киношников, туда стекаются самые сливки издательского бизнеса.
Несмотря на то, что я никогда не бывал на кинофестивалях, это сравнение показалось мне, мягко говоря, натянутым. У первого стенда, к которому мы подошли, женщина среднего возраста, безукоризненно одетая, застенчиво предложила нам прочесть стихотворение.
— Спасибо, большое спасибо.
Оно называлось «Распорядок дня», автор Жан-Пьер Роснэ: «Держать себя в прекрасной форме. / Держать солдат на расстоянье, / Держать в уме, что Бог удобен, — глядишь, и пригодится это знанье, — читал я через плечо Мари-Пьер, — И по течению не плыть, / В строю остаться тех, кто званье человека несет достойно», — ты смотри, как у него много повторов, — «Не дать себе скатиться в простоту», — я видел, что второй служка при стенде испытывает явные затруднения с самовыражением, он развалился на ближайшей скамье, погрузив нос в стаканчик красного. На обороте книжицы было напечатано приглашение в «Поэтический клуб»: что ж, будем иметь в виду, мы записали адрес клуба и продолжили нашу экскурсию.