Выбрать главу

— По-моему, он нормальный, как надо…

Все добродушно заулыбались.

— Тогда почему вы прикрыли его руками?

И все рассмеялись; похоже, вы стесняетесь своего тела, я права? Понимаете, пробормотал я, это когда как, зависит от конкретной ситуации; на лестнице послышались громкие голоса, наша ведущая предложила новое упражнение, я оделся, чувствуя некоторый стыд, хотя совершенно напрасно, но они ведь к этому привыкли, а мне-то каково впервой?

Так незаметно мы проваландались до полудня, во рту не было ни крошки — поздравляю, подумал я, полное нарушение режима; женщина с венами пожаловалась, что умирает с голоду, и у меня мелькнула надежда: сейчас инструкторша объявит перерыв, но вместо этого она сообщила, что теперь мы приступим к ребефингу, кто-то спросил, можно ли в туалет, и она разрешила.

Туалет располагался у входной двери; выходя, я услышал разговор соседки по телефону: не хочу, чтобы он возвращался, мама, нам нечего друг другу сказать, эту тему можно считать закрытой.

— Предлагаю всем разбиться на пары и лечь на пол бок к боку.

Поскольку нас было нечетное количество, мне составила пару сама йогиня, я прилег на матрас в одних трусах и уставился в потолок; если и теперь не произойдет ничего радикального, после этого упражнения я отваливаю, и она может вернуться к прежнему регламенту.

Она положила мне руку на низ живота, где солнечное сплетение, дыши, следуя ее указаниям, я закрыл глаза, дыши, мой живот равномерно поднимался и опадал, дыши, всякий раз, как я был готов остановиться, мягкий нажим призывал меня к порядку, дыши, через некоторое время установился четкий ритм, дыши, мне чудилось, что я не вдыхал, а глотал воздух, дыши, кончики моих пальцев будто заледенели, она предупреждала, не волнуйтесь, вначале вы можете почувствовать онемение, но постепенно все пройдет. Мне стало казаться, что дыхание как бы покинуло отведенное ему место и разлилось по всему телу, от ног до головы, виски словно сдавил тяжелый обруч, я вдыхал и выдыхал, но скорее задыхался, глубже, еще глубже, теперь мои руки налились свинцом, и тут со мной что-то произошло: сознание будто бы покинуло тело и вместе с очередным выдохом устремилось наружу и понеслось ввысь, дыши, и в следующее мгновение я распался на части, теперь они жили сами по себе, время от времени она что-то говорила, я все слышал, но словно издалека, внутри была тьма, как ни странно, наполненная светом, мысли возникали по порядку, ясные, оформленные, все важные для меня вещи представали в сознании одна задругой в своем истинном виде, я рассматривал их без осуждения, но и без особого восторга — присущая мне алчность, зло, которое я причинял другим, смерть старухи, все, за чем я гнался — ни в чем не было смысла, и вдруг на глаза навернулись слезы, меня наполнила вселенская грусть, я подумал: у нас с Мари-Пьер ничего не выйдет, все кончится крахом, и вдруг осознал, как сильно люблю ее, — и все время я продолжал вдыхать и выдыхать; потом из глубин сознания всплыла такая картина: громадная черная глыба, гладкая, отполированная до блеска, к ней крепится циферблат солнечных часов с бесчисленными колесиками и шестеренками с обратной стороны, у меня возникла безумная догадка, что сейчас мне приоткрылся механизм глобального мирового порядка, этакие часы Вечности — каждое их деление есть временной отрезок, по направлению к которому нас несет медленное вращение камня, и нет способа изменить его, а если приглядеться внимательней, видно, что поверхность глыбы усеяна миллионами, миллиардами сверкающих микроскопических точек, находящихся в непрерывном беспорядочном и стремительном движении, не подвластном разуму, однако я точно знал: за этим видимым хаосом кроется высший порядок… Тогда на меня снизошел великий покой, а еще — всеохватная нежность и уверенность, что все в мире происходит согласно строгой логике. Я открыл глаза, комната была погружена в темноту, кто-то прикрыл меня одеялом, чтобы я не замерз.