— Ну, как вы? — спросила инструкторша. Она мирно пила кофе, ожидая, пока проснутся остальные. Отлично, ответил я, еще чувствую некоторую одеревенелость, но это скоро пройдет; закрывая за собой дверь в туалет, я снова услышал крики, доносящиеся из соседней квартиры, но на сей раз женщина; говорила не по телефону, а с каким-то мужиком. Нет уж, Сандрин, так не пойдет, голубушка, сама понимаешь… а девица ему в ответ: слушай, не перестанешь приставать, позвоню в полицию, мне это надоело. Во вновь обретенном безмятежном состоянии духа я машинально анализировал информацию — надо же, у шлюхи разборки с сутенером, а сам тем временем мочился, рассматривая себя в зеркало, в котором отражалось лицо молодого человека с чертами напряженными и в тоже время расслабленными, взгляд был проницательным и трезвым.
Скандал у соседей набирал обороты: ты совсем охренел, потом раздался звонкий шлепок, пощечина, на крик собрались почти все «возрожденцы», помогите, завопила девица, помогите, здесь сумасшедший, у двери стояло несколько человек, но никто не решался войти, и это пришлось сделать мне; мужик оказался почти карликом, с лысиной, ни за что не скажешь, что сутенер, я спросил, в чем дело, что за шум, он посмотрел на меня, увидел позади толпу, почти все в нижнем белье, было очевидно, что он не врубается — уж больно странное сборище, я двинулся на него, и, отпрянув назад, он случайно задел рукой стеклянную вазу, стоявшую на маленьком столике, она упала и разлетелась вдребезги, вызвав в квартире эффект, схожий с тем, когда перед грозой после долгого ожидания грохочет гром; пристально глядя в глаза мужику, я спокойно посоветовал ему убраться: вали отсюда, или я сделаю тебе бо-бо, он пробурчал что-то вроде «мы с тобой еще встретимся», но все это уже нажимая кнопку лифта; когда двери кабины открылись, он опрометью бросился внутрь.
— Браво, — воскликнула инструкторша, — вы герой!
Все йоги захлопали; нет, вы видели, как он струхнул, ну прям как в кино, видать, наш красавчик не из храбрецов. Шлюшка разрыдалась, ничего страшного, сказал кто-то, это реакция организма, какая-то женщина подошла к ней сзади и стала массировать плечи, теперь все будет хорошо, а я видел всю эту комедию в истинном свете — дурацкая чепуховая разборка. Пока остальные толкались вокруг девицы, я пошел одеться, а ребефинг в комнате продолжался, пфф-пффф, как будто ничего не случилось; приведя себя в порядок, я отправился к потерпевшей: идемте, посажу вас в такси, поезжайте к себе, отдохните, сегодня был тяжелый день. Все меня поддержали, инструкторша подмигнула: а нам, пожалуй, можно и продолжить; пока они возвращались в зал, я запихнул девицу в лифт, и мы спустились вниз, прижавшись почти вплотную в тесной кабинке, ее лицо было в нескольких сантиметрах от моего, я даже чувствовал аромат ее духов — такими иногда душилась Мари-Пьер, — и почему-то подумал: эта женщина очень устала; она будто попала в замкнутый круг; когда мы вышли на улицу, она произнесла именно эти слова: у меня ощущение, что я хожу по замкнутому кругу, я помогала ему много лет, сплошные задержания, обыски, аресты, теперь он оказался на обочине, а я больше не могу… чисто машинально я положил руку ей на плечо: вы прекрасно знаете, что все не так страшно, сейчас не важно, что будет с ним, вы должны подумать о себе, она согласилась, да-да, вы правы, тут подъехало такси, она села — спасибо за все, если бы не вы, не знаю, чем бы это кончилось, — я смотрел вслед удалявшейся машине, дождь прекратился, и дорога была в мелких лужицах. Я не видел причин возвращаться назад, на марафон, мне хотелось прогуляться, просто побродить и подумать; все, что я делал до сегодняшнего дня, имело одну-единственную цель — богатство, и теперь я спрашивал себя, а правильный ли это выбор, может, стоило заняться чем-то другим, но в таком случае, чем, ведь я не мог стать вдруг профессором литературы или специалистом по электронному оборудованию, и потом, все равно это было не то, дело-то не в конкретном занятии, правильно я сказал той девице — причина не во внешних событиях, а внутри, во мне самом, я был совершенно спокоен, расслаблен, словно отдохнул, словно меня выскребли изнутри, и в то же время абсолютно не понимал, как следует оценивать все то, что меня окружает.
Снова заморосило, я повернул обратно и пошел на стоянку за машиной.
— Славная игрушка, — сказал охранник, когда я выезжал, — немного смахивает на старый «ровер», просто конфетка.
А я стал размышлять: конечно, симпатичная машинка, но вопрос в том, к чему стремиться дальше, и, свернув на окружную, подумал: что ж, привереда, раз тебе не нравится, подайся в хиппи — смотрите, мол, денег у меня немерено, тачка, о которой совсем недавно и мечтать не смел, и вдруг я, видите ли, решил на все плюнуть… да я рехнулся, это ж чистый бред, и тем не менее меня не покидало ощущение, что в один прекрасный день, оглянувшись на пройденный путь, я признаюсь себе: все, чего ты добился, это не то, ты выбрал неверную дорогу, и вот теперь все кончено. Не знаю, с какой стати, но мне вдруг вспомнилась одна байка: дело было во время Второй мировой, группа Свидетелей Иеговы приходит к воротам концлагеря, охранник спрашивает, что им нужно, а они просят позвать начальника, говорят, что хотят войти; да вы рехнулись, ребята, отвечает охранник, у нас тут не дом отдыха, но когда явился начальник, они посмотрели на него и заголосили: открывай ворота, жирная свинья, впусти нас; озадаченный фашист спросил, что им тут надо, это же смертельный риск, и ответ привел его в полное изумление: мы свидетели Господа нашего, а потому в Судный день хотим находиться здесь, чтобы свидетельствовать о ваших преступлениях и зверствах, — они говорили, не сводя с него глаз, и у всех слышавших это эсэсовцев, даже давно привыкших к массовым бойням, но спине пробежал холодок. Из той группы Свидетелей Иеговы, которые пришли в лагерь, назад не вернулся никто, эту историю после войны поведал в своей книге один заключенный-еврей.