О каком же времени идет речь в романе? Если герой вместе с автором возвращается «из платановых рощ», то, быть может, «свободолюбивый грек» переместился в античность? Или же они вместе изучают курс античной философии? Между прочим (даже если сам Гёльдерлин этого не знал), именно таков был путь греков к освобождению от турецкого ига: уже с начала XVIII в. по всей стране стали возникать эллинистические школы (новые или на основе старых христианских институтов) — в Фессалии, в Адрианополе, в Эпире, в Янине, на острове Патмосе, и турецкие власти не чинили к тому препятствий, по-видимому не осознавая потенциальной их опасности. Но более всего характеристика «Гипериона» в письме № 60 напоминает описание состояния души самого автора.
Надеясь на совместное с Штойдлином издание журнала, Гёльдерлин усердно пишет — к июлю готово 9 листов (что из них было «Гиперионом» — неизвестно). Но план рухнул. Штойдлин успел еще раз помочь Гёльдерлину: обратился к Шиллеру с просьбой о месте гувернера для своего питомца. Шиллер откликнулся и после краткой аудиенции (он жил тогда в Людвигсбурге) порекомендовал Гёльдерлина гувернером в дом своей давнишней приятельницы Шарлотты фон Кальб. 6 декабря Гёльдерлин сдал в Штутгарте консисториальный экзамен и 28 декабря прибыл в Вальтерсхаузен под Мейнингеном. В тяжелые месяцы перед отъездом он, кажется, пришел к выводу о невозможности продолжать роман. Он снова начинает сочинять гимны. Про «подругу героев», «Железную Необходимость», из которого возникло стихотворение «Судьба» с эпиграфом из «Прикованного Прометея» Эсхила (знаменательная замена солнечного титана титаном прикованным). «У него есть некоторые планы, но все они выполнимые, и это меня радует, — писал Магенау Нойферу в ноябре, — Гимн Судьбе — ближайшая работа, где его занимает борьба человеческой природы с необходимостью».
Но оснований для радости было мало. Отказавшись от поприща лютеранского священника, Гёльдерлин обрек себя на разлуку с родиной — Швабией, с родными и близкими. Вот где истоки его темы странничества: они не только общебиблейские, как у каждого европейца его эпохи. Он и сам homo viator.
Тихий Вальтерсхаузен поначалу благотворно подействовал на поэта; он снова погружается в Канта и Платона, читает Шиллера и Гердера и вновь берется за роман. «Меня занимает сейчас почти что исключительно мой роман. Я полагаю, что в нем теперь имеется большее единство плана, а все в целом глубже проникает в человека», — писал он Нойферу в начале апреля 1794 г. И немного позднее, ему же: «Мое стихотворение Судьбе выйдет, наверное, этим летом в «Талии». Но я к нему теперь вовсе охладел. Вообще я сейчас думаю только о своем романе. Я твердо решил оставить искусство, если и здесь я в конце концов окажусь посмешищем в собственных глазах. Впрочем, я теперь постепенно выбираюсь из области абстракций, в которой я потерялся душой и телом. И читаю я теперь только будучи не в духе. Последнее, что я прочитал, — статья Шиллера «О грации и достоинстве». Не припомню, чтобы мне доводилось читать что-либо, где лучшее из царства мысли и области чувств и фантазии сливалось бы в единое целое».
Шарлотта фон Кальб принимает в Гёльдерлине самое теплое участие. В августе (или сентябре) она пишет Шиллеру, а затем его жене, прося о благожелательном рецензировании присланной Гёльдерлином рукописи. В ноябре 1794 г. «Фрагмент „Гипериона“» вышел в Лейпциге в 5-м номере 4-й части журнала Шиллера «Новая Талия» за 1793 г. Там же было опубликовано стихотворение «Судьба».
Публикуя «Фрагмент», Гёльдерлин вряд ли мог считать его началом романа. И как мало здесь осталось от его первоначальных идей! Куда девался «свободолюбивый герой и настоящий грек»? В каком времени блуждает герой по Греции? В какое время жил он в Смирне? «Много лет прошло с тех пор...» Значит, между двумя пластами повествования лежат долгие годы. Но точка отсчета не указана. Это может быть любое время, начиная со второй половины XVI в. и кончая... будущим, если считать более глубокий план уровнем 90-х годов XVIII в. Автор намеренно вносит смятение в умы читателей, упоминая основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу (1491—1556) и обращаясь к другу по имени Беллармин: как известно, Роберт Беллармин (1542—1621) был младшим современником Лойолы, и некоторые исследователи (например, Ф. Цинкернагель) полагали, что он мог быть автором эпитафии, цитируемой в «Фрагменте» и вынесенной в эпиграф первого тома (ср., однако, примеч. 1 на с. 599).