И все же прогалов на месте бывших приусадебных участков было больше, чем крепостей, и почему-то глаз совершенно нелогично любовался именно ими – кусочкам природы, где старые яблони теснились у облупленных бревенчатых стен, а печные трубы упирались в облака, не застя широкого неба. Крепкие же, но однообразные заборы из профнастила зеленого или коричневого цвета порождали в душе нелепую досаду, не позволяющую радоваться за финансовое благополучие их хозяев.
Женя подумал, что жизнь в провинции, несмотря на кажущуюся неповоротливость, вовсе не застыла на уровне патриархальных ценностей, популярных сто лет назад. Все сильно изменилось, и особенно – люди и их привычки. Прежде дороги в деревне были ее продолжением, ничто не мешало жителям выйти из дома на общие поля, луга и полянки. Именно там, за пределами огородика и двора, паслись козы и бегали куры, встречались соседки, чтобы обсудить последние новости, а на завалинках по праздникам сидела молодежь, слушая песни гармониста и лузгая семечки. Визитной карточкой деревни был простор, не сдерживаемый ничем, там было деление лишь на небо, бескрайнее, и землю, такую же бескрайнюю. Лес, речка, озеро, болото – все вписывалось в единую систему, и человек был ее частью.
Ныне визитная карточка – это колючая проволока, проложенная поверху глухого забора. Приезжая на пару дней в родные места, бывшие деревенские, ставшие «важными птицами», продолжают привычную им суету. Вместо птичьих голосов врубают телевизор, лишь бы бубнил за спиной. Вместо свежего воздуха нюхают дым от жарящихся шашлыков. Вместо неспешной беседы за столом хранят тишину, члены одной семьи сидят, уткнувшись в телефоны. А на стриженных газонах вместо живых гусей «гуляют» их пластиковые копии и садовые гномики. Пространство разбилось на ячейки. Окна наглухо задернуты, двери заперты на замки, и добрососедские отношения ушли, уступив место неприязни с той, богатой, и другой, бедной, не вписавшейся в реалии, стороны. Одиночество, непонимание и ненависть стали расплатой за наступившее «светлое будущее».
Женя как никто другой сознавал, насколько запущено нынешнее общество в психологическом плане. В подобных условиях полтергейст - это не чудо вовсе, а выпуск пара, защитный механизм, срабатывающий, чтобы не сорвало крышку.
Гостиница, где их ждали, находилась в границах города Твери, но примостилась на самой ее окраине, вдали от бетонных многоэтажек. Ее окружали густые заросли заброшенных садов, ныне по-зимнему голых, все в хаотичной паутине веток. Где-то на задворках, если верить карте-схеме, текла под тонким льдом речка Межурка, впадающая в Волгу.
Машину они загнали на расчищенную стоянку справа от распахнутых ворот. Охраны в пустующей будке не было, и Валя поставил автомобиль на сигнализацию сразу же, как только пассажиры вышли и вытащили из багажника чемоданы.
Отель был современным: причудливая изломанная крыша, три разноуровневых этажа и опоясывающий балкон на втором. Под серыми просевшими в последнюю оттепель снежными кучами на газоне угадывались стриженые кусты. В отдалении – беседка, летом, должно быть, увитая зеленью, а ныне «украшенная» неопрятными голыми побегами. В бетонных вазонах у входа свечками торчали пожелтевшие кипарисники.
Здесь принимали постояльцев с животными, но Валя, прежде чем идти в дом, нацепил на Герта намордник и взял на короткий поводок. Герт сначала заскулил, потом попытался стянуть намордник лапой.
- Придется потерпеть, приятель, - похлопал Караваев четвероногого друга по теплому боку. – Идем! В номере освобожу.
Гостиницей владела семейная чета Симоновых. Зимой, даже несмотря на праздничные дни, постояльцев у них было мало. Женя подозревал, что они вообще одни такие, выразившие желание поселиться на отшибе. Во всяком случае, в момент бронирования все семь номеров числились свободными.
Хозяин встретил их в холле радушной улыбкой, изо всех сил стараясь выглядеть услужливым.
- Ждем вас, гости дорогие, все готово к вашему приезду! Проходите в номера, Аллочка вас проводит. Аллочка это моя жена, а я – Семен. Просто Семен, у нас все по-домашнему. Вы устраивайтесь, обживайтесь, а оформитесь попозже, да хоть и вечером. Это не к спеху.
Герт, упиравшийся всеми лапами и не горевший желанием идти в дом, застрял у стеклянных входных дверей и зарычал.