Герт тихо взвизгнул и, подбежав к двери, поскребся в нее, оглядываясь на мужчин.
- На место, Герт! Иди ко мне! – позвал Валентин, и пес нехотя вернулся, но не лег, а продолжал стоять, навострив уши и глядя по направлению к коридору.
- Не понимаю, как ты со всем этим живешь, - сказал Караваев. – Видишь чужую боль, знаешь, чем все может закончиться, а главное, можешь это исправить, но проходишь мимо.
- Плохо живу, - не стал отрицать Ромашов.
Он встал, потрепал настороженного Герта по голове и пошел к двери:
- Спокойной ночи, Валя, и Счастливого Рождества. Пусть в твоей жизни все будет ясно и понятно.
Часы показывали полночь. Направляясь к себе, Женя услышал те самые тоскливые всхлипы, о которых поведал Караваев и из-за которых беспокоился Герт. Номера обладали хорошей изоляцией, но обшитый деревянными панелями коридор и просторный холл работали как резонаторы. «Надо было бронировать отдельно стоящий коттедж», - подумал он. Польстившись на рекламный слоган о семейном уюте в тихом районе, он всего лишь хотел избежать ночёвки в старых советских гостиницах с продавленной мебелью и пыльными окнами – и попал впросак.
7. Рассказ Николаича (карта Маг)
7. Рассказ Николаича
КАРТА I. Маг
ЗНАЧЕНИЕ: На карте изображен Меркурий с кадуцеем, в котором воплощен герметический закон «то, что наверху, подобно тому, что внизу». Это гонец, указывающий алхимику верный путь, и вещество, меняющее состояние. Для алхимика ртуть, «философский меркурий», является необходимой основой для существования иных металлов, а также для их трансмутации. В интерпретации современной психологии - это эго, сознательно направляемая энергия человеческой личности. Карта описывает состояние, когда ситуация полностью под контролем, однако в перевернутом положении это означает игру по чужим правилам.
За завтраком, сервированном в небольшом помещении рядом с кухней, Женя отметил красные глаза жены хозяина Аллы. Как бы ни был на словах равнодушен, он не мог не сочувствовать бедной женщине, изнемогающей под тяжестью навалившихся проблем. Во все времена общество предъявляло к представительницам слабого пола завышенные требования. Казалось бы, все стремительно поменялось: женщины получили право учиться, голосовать и носить брюки, но им по-прежнему приходится мириться с непомерным списком того, чего можно и чего нельзя в мире, где правят мужчины.
- Вы хорошо отдохнули? – с улыбочкой осведомился владелец отеля Семен. – Надеюсь, вас ничто не беспокоило?
- Да, спасибо, все замечательно, - ответил Женя, - и завтрак превосходный. Ваша жена потрясающе готовит!
Алла, напряженно к ним прислушивающаяся, чуть расслабила плечи и опустила голову. Обслужив постояльцев, она ушла, и через некоторое время Женя увидел ее в окне гуляющей с коляской в гостиничном парке. Наедине с сыном она оживилась, с улыбкой наклонялась к малышу, что-то у него поправляла, и Женя, созерцая эту безграничную материнскую любовь, понадеялся, что скоро она справится с обстоятельствами и примет решение, которое повернет ее жизнь к лучшему.
Разделавшись с завтраком, друзья собрались в «женском номере», как самом просторном. Расселились, кто где: дамы на кроватях, Караваев на стуле, а Женя умостился на широком подоконнике, отодвинув в сторону штору.
Подтянулся к ним и Николаич, предварительно позвонив и напросившись на встречу.
- С Рождеством вас! Празднуете? – спросил он по телефону. – Вот и мне не до праздника. Задели вы меня за живое своим расследованием. Я за ночь нарыл кое-какие факты по этой бесовской книжке. Интересует?
- Приходите, - пригласил Евгений, - будем вместе держать совет.
Присев на скрипнувшую под его весом кровать рядом с Оксаной, Сидоров смущенно улыбнулся ей и достал тетрадку с записями.
- Итак, первое, - огласил он присутствующим. – Книга Окунева печатная, а не рукописная. Если она не искусная подделка, что покажет лишь экспертиза, то принадлежит одной из анонимных московских типографий эпохи Ивана Грозного.
- Как вы это установили? – спросил Женя. – Да еще на расстоянии.
- Конечно, это лишь мое допущение, гипотеза. Однако не безосновательное. Вы обратили внимание, что в местах, где был брак и строчки не пропечатались, их позже дописали от руки? А я это заметил, когда Аркадий пролистывал страницы. Подобное дописывание характерно для первых печатных книг, когда каноны еще не устоялись. Буквы в книге неровные, пляшущие, поля узкие – так печатали книги до того, как к типографскому делу подключился Иван Федоров. Именно он выработал каноны и задрал планку.