Дороги были узкие, но, к счастью, пустынные и, как ни странно, наезженные. Машина Николаича преодолевала расстояния играючи. В комфорте и тепле они долго ехали меж встающими стеной деревьями, выскочили к старой узкоколейке, ведущей от гравийного карьера куда-то на запад, и направились вдоль путей по заснеженному тракту.
- Часто ли поезда тут ходят? - поинтересовался Валентин. – Уж больно рельсы странные, без электрических проводов, словно тут все еще паровозы вагоны тянут.
- Не знаю, - признался Сидоров, - но если ходят, то хорошо. Платформа вон от снега очищенная, значит, люди тут бывают регулярно, и работа у местных есть.
Платформа, о которой вел речь Николаич, была маленькая – всего лишь небольшая заасфальтированная площадка, чисто подметенная, украшенная ровненькими сугробами по краям. На площадке – лавка и урна. Перед площадкой в метре – железная дорога, чьи рельсы поблескивали на тусклом солнце. А метрах в десяти, к лесу, притулился накренившийся деревянный павильон, на серой стене которого висела облезлая карта района. Вверху белой краской от руки кто-то крупно вывел название станции и ближайшей деревни - «Лихоямы».
Таня прижалась носом к стеклу, чтобы разглядеть этот экзотический вокзальчик. Ей, привыкшей к большим и высоким московским платформам было в диковинку видеть подобное. Не сказал бы проводник, что это такое, и не заметила бы.
Шоссе вильнуло и пересекло железнодорожные пути. На переезде стоял действующий семафор, подмигивающий желтым глазом.
- А вот, собственно, и наш пункт назначения, - провозгласил Николаич спустя две минуты, когда впереди показались крыши одноэтажных домов. – Приехали!
В очертаниях деревни было что-то неуловимо северное. Темные избы-пятистенки с мелкими окошками сонно щурились на тихую безлюдную улицу. Сиротливо и криво стояли столбы электропередач, перечеркивая небо прямыми линиями проводов. Кое-где на них сидели вороны и с любопытством вертели головами вслед медленно двигающейся черной машине.
Ирина Павловна Тихорецкая поначалу наотрез отказалась беседовать с Караваевым, ссылаясь на тайну «психологической исповеди». Возможно, Ромашов и нашел бы подход к своей коллеге, но Валентин безмолвно уступил, признавая ее правоту.
- Хорошо, скажите тогда, что вы думаете о полтергейсте, - попросил он. – Мы очень хотим понять, что ждет мальчика в ближайшем будущем. Если все из-за его врожденных способностей, то это требует одного подхода, а если от недостатка внимания и любви, то это совсем другое. Аркадий скоро уезжает в Москву и больше в вашу школу не вернется. Не надо выдавать его тайны, просто помогите нам понять, в каком направлении двигаться.
- Ну, неужели вы верите в эту чушь про летающие ножи! – сердито сказала Тихорецкая. – Это все выдумки. Никаких парапсихологических способностей у Кеши нет и никогда не было. Но семья хочет повысить свое благосостояние, заработать больших денег. Говорите, они переезжают в Москву? Ну, вот видите, в этом и заключался весь смысл поднятой ими шумихи.
На обратном пути Николаич все никак не мог успокоиться:
- А я верю, что парень мог вызвать духа с того света. Психологиня эта не верит, хоть и родилась среди тверских карел, которые магию и духов спокон века уважали, а я верю! Помню, читал, что в восьмидесятых годах Ирландию захлестнула волна полтергейстов, страшных и порой не безобидных. На электростанции города Голуэй на пультах управления машинного зала в крошку рассыпались стекла измерительных приборов, кресла с операторами то начинали самовольно двигаться, то к полу прилипали. В ушах у сотрудников звучали неразборчивые голоса или глухой шум, сопровождающийся тошнотой. Поскольку электростанция - объект стратегический, вмешалась не только полиция, но и военные. Они-то и выяснили, что феномен, который принимали за проделки шумного духа, на самом деле инспирировался экстрасенсами, которых ученые тестировали в лаборатории, располагающейся через дорогу. Физики хотели сделать машину, усиливающую человеческие мысли и желания, но, видимо, от усердия перестарались. Причем, что интересно, конструкцию прибора они изначально подсмотрели в древней рукописи. Вот так! Осталось лишь усовершенствовать то, что наши предки и так знали. Я вот что вам скажу: везде эти явления изучают, а у нас впадают в крайность: то «чушь», то «сатанинство», то атеизм, то башку об пол расшибут. Нет бы золотую середину выбрать, изучать спокойно, без выкаблучивания. Вы там Евгению передайте, чтобы при расследовании пороков Алхимика он вместе с водой из ванночки и младенца не выплеснул! А то разойдется! Не надо Институт разгонять, наука – дело хорошее, правильное. Только пусть с моральной стороной дела разберутся.