— Ну разве вы не видите, что месье нездоров!
— Именно поэтому я и пришла его навестить, — парировала мадам Бершо.
— Мадам Бершо, — вмешался я, — прошу вас, я сдержу обещание, и мы с вами непременно выберемся куда-нибудь пообедать.
На глазах консьержки выступили слезы, она, закашлявшись, направилась к дверям. Жанна с каменным лицом посторонилась.
— Идите, — брезгливо велела она. — Идите же наконец!
Моя добрячка консьержка зашлась плачем и, сокрушенно покачав головой, вышла из комнаты.
— Теперь мне предстоит генеральная уборка, — сообщила Жанна.
— Нет-нет, Жанна, с этим можно и погодить, вы лучше сейчас сядете и расскажете мне, отчего вы так страшитесь грязи. Может, я сумею помочь вам.
— Даже если бы я и поверила вам, месье, я все равно ничего не желаю об этом знать. Не интересуют меня никакие причины. Я продаю свое тело и навожу порядок. И то и другое прекрасно друг с другом сочетаются. Когда, вооружившись щеткой, я что-нибудь оттираю, я не думаю о себе как о надшей. И это уже хорошо. Я мечтаю получать добрую ренту. Скоро ведь придется сойти со сцепы. Понимаете, о чем я?
Возможность была благоприятной — впервые за все время меня не мутило и не донимали головные боли. Жанна сидела в кресле напротив. Усевшись в постели, я опустил ноги на пол. Ни чуточку не стыдясь наготы, я пристально посмотрел на Жанну. Мне хотелось немного изучить эту особу. Да и себя не мешало проверить — я ведь еще не знал, каким образом травма головы отразилась на моем гипнотическом даре.
Я спросил ее, любит ли она цветы, и выудил из корзины розочку посимпатичнее. Поднеся цветок к носу, посмотрел Жанне прямо в глаза. Похоже, она относилась к числу умеренно внушаемых, и все же мне удалось заставить ее сосредоточить внимание. Жест был пошловат, банален донельзя — я с задумчивым видом медленно провел розой мадам Бершо по шраму на щеке. Жанна навострила уши.
— Мы с сестрой в день рождения бабушки частенько вставали засветло, чтобы привести ее комнату в порядок и украсить. А у вас как было принято?
— О, почти так же. На Монмартре, где мой дядя по поручению властей следит за виноградниками, есть сад, и в нем множество цветов и вечнозеленых кустарников. Когда у тетушки моей мамы случался день рождения, мы со старшим братом — он погиб под Лейпцигом во время этой «Битвы народов» — накануне вечером начинали украшать комнату. Плющом и еще каким-то растением с большими листьями, уже и не помню, как оно называлось. И еще. были такие крупные белые цветы, и нарциссы тоже были, мама их очень любила. Ну и, конечно же, розы, самые красивые розы! И другие цветы, всех не упомнишь. Мы ставили их в вазы, свивали из них целые гирлянды. А еще выставляли апельсиновые деревца в кадках — справа и слева от кресла, и когда тетя моей мамы утром заходила в комнату, она всегда изумлялась и была страшно рада.
— Ощущаете запах этих цветов? Я вот, стоит только глаза закрыть, сразу же чувствую запах нарциссов. А вы?
Постепенно, очень медленно, шаг за шагом я погружал Жанну в транс, оказавшийся куда глубже, чем я рассчитывал. Я не решался начать впрямую выведывать о причинах ее столь странной чистоплотности. Но парочку образов все же внушил: Жанна вместе с братом срывает цветы и прячется в юбки матери, когда дядя приходит в гости. Она что, боится его?
— Нет, — не раздумывая сказала Жанна. — Но у него такой неприятный запах изо рта.
Я осторожно продвигался дальше.
— Да, хуже уж и не придумаешь — дядюшка, у которого воняет изо рта, — согласился я, — и прежде всего если после смерти родителей ты понимаешь, что он будет твоим опекуном и что тебе придется жить под одной крышей с ним и с его женушкой. А тетя?
— От тети пахнет потом.
— А от бабушки?
— От той разит мочой.
— Но в целом ничего ведь страшного, верно?
Жанна успокоила меня. Каждую субботу, по вечерам, была баня. Сначала мылся дядя, потом тетя, иногда и бабушка тоже, а уж потом брат. Она доливала воду, подносила полотенца, а когда ей было уже лет, наверное, десять и бабушка умерла, она терла спину тете, дяде и брату.