Впрочем, личный праздник был не только у Кароля и Мары. Бенджи прощался с холостой жизнью, потому что старец Яаков нашел ему жену раньше назначенного срока. Персиянка была большой и сильной с огромными бархатными глазами. Бенджи решил принять этот дар судьбы, но прежде потребовал от Чумы окончательного ответа. И Чума снова сказала решительное «нет!».
На пикнике Бенджи должен был представить свою Шахерезаду обществу. Шахерезаду звали Рахель. Была она из хорошего рода правильного племени, и прийти могла только в сопровождении брата, которого Бенджи уже ненавидел, как полагается ненавидеть такого родственника.
Чума тоже праздновала целых три события: освобождение от назойливой страсти Бенджи, приближение своей выставки, приобретавшей конкретные формы, и что-то еще, о чем говорить она пока не хотела.
— Я приду не одна, — предупредила Чума. — Со мной будет арабка Луиз.
— Это еще зачем? — взвился подполковник, которого Мара назвала Каро, что на ладино и прочих похожих языках означает «драгоценный».
Мара была сефардкой, Кароль, во всяком случае по матери, тоже был с Балкан, а там почти все евреи — сефарды. Так что им теперь пристало переговариваться разве что на ладино, которого ни один из них не знал. Но как бы там ни было, «Каро» звучит лучше, чем «Каакуа».
— А что? — напряглась Чума. — Тебе-то что? Она — моя гостья, кто ее тронет или заденет, будет иметь дело со мной!
Надо сказать, что Кароль, по его собственному признанию, готов был смотреть на арабов только через прицел ружья. Но к Чуме он относился уважительно. Что там между ними было, не знаю, но они были знакомы давно и без особой причины друг друга не задевали.
— А то, — нахмурился Кароль, — что это День независимости. Твоей Луиз и самой не поздоровится, если другие арабы узнают, что она была с нами. И нам праздник испортит, и себе навредит.
— Уже навредила, — усмехнулась Чума. — Она чокнутая. Хочет быть с евреями. Говорит, они ей больше нравятся. Кроме того, она христианка.
— Час от часу не легче, — буркнул Кароль. — Из яффских, что ли? Как бы она нам на хвосте драку не принесла. Неохота с этим пачкаться в праздник.
— Все будет нормально, — успокоила его Чума. — Ее папаша держит таксопарк.
— Саид, что ли?
Чума кивнула. Кароль тоже кивнул, и больше они об этом не разговаривали.
Еще собирались прийти армейские друзья Кароля. Чума позвала и Женьку, хотя Кароль после того случая его и видеть не хотел. Но Женька, как истинный мазохист, только к нам и таскался. Когда пришел в первый раз, я еще была сильно нехороша. Рана нагноилась, головные боли не отступали, синяки только начали линять. Он потоптался у постели, присел на корточки и спросил с тоской в голосе: «Ты меня ненавидишь?» Говорить мне не хотелось, и я только помотала головой.
— Почему? — не согласился Женька. — Ты должна меня ненавидеть! Я сам себя ненавижу. Но — представь себе: я захожу, а там здоровенный мужик сидит на полу и ревет. Что я должен был делать? Бить ногой?
Я снова помотала головой.
— Должен был! — не согласился Женька. — Надо было его поднять, а потом — врезать. Но я это только потом сообразил. А тут — сел за стол, налил себе рюмку… дурацкая ситуация… а он вдруг подполз и рядом сел… Я прощения не прошу. А что я мог сделать?
Я прикрыла глаза. И правда — что? Альбомы искать? Так любовнику не полагается шастать по квартире и шарить по полкам! Но говорить на эту тему мне не хотелось, думать — тоже. Я заснула, а когда проснулась, Женька так и сидел на полу возле кровати. С места не сдвинулся. Кароль его несколько раз из дома выкидывал, а он снова приползал. На него махнули рукой. Ходил за нами, как побитая собака, сам себе наливал кофе из финджана после того, как Мара всем остальным разлила.
Наверно, я должна была его простить. Любовь зла, но она и отходчива. А меня словно заморозили. Такое со мной бывало, когда случалось что-то очень нехорошее. Хожу, гляжу, делаю то, что требуется, говорю то, что полагается, но вся словно замороженный зуб. И поди пойми — есть он или на его месте дыра. Женька мучился, я это видела, но не реагировала. Не могла. Что с этим сделаешь?
Итак, на пикник собиралось человек двадцать. Кароль и Чума считали, что еще человек десять подойдет, так что надо покупать целого барана. За бараном Кароль поехал к своим друзам в горы. Они под его началом воевали. А Чума с Марой покатили на базар. Привезли гору продуктов и снова поехали. Три раза ездили, потом быстренько овощи почистили, что замариновали, что потушили, что-то чем-то нафаршировали. Коробки с едой не влезали в холодильник, и Кароль, недолго думая, поехал в магазин за вторым холодильником. Судя по всему, семейная жизнь представлялась ему непрекращающимся застольем, потому что, посоветовавшись с Марой, Кароль решил купить огромный американский холодильник на две двери.