Свою сексуально-психологическую процедуру реабилитации Кроносов заканчивал всегда одинаково: покряхтывая и постанывая, удалялся из зоны слышимости...
Покидая измотанную жену, Кроносов, вероятнее всего, шел принимать душ, но Ивану мало было догадок, следовало знать наверняка.
На третий день Ивану повезло: Кроносов, судя по звукам, не закрыл дверь душа - плещущаяся вода играла ему шопеновский марш "На смерть героя", хотя банкир, ничего не понимавший в эстетике смерти, этого не слышал...
Следующим вечером Иван сменил позицию. С чердака соседнего трехэтажного дома, где проводил ночные часы трое суток подряд, он спустился под землю - в коллектор-водораспределитель, который из-за тесноты московской застройки находился не во дворе элитного дома, а в соседнем с ним дворе. Слышимость была отвратительной, но подробности прощального вечера Сергея Кроносова в кругу семьи Ивана не интересовали: ему важно было уловить, не нарушается ли общая канва традиционного вечернего времяпрепровождения банкира...
Когда болтовня, из которой Иван мог разобрать лишь отдельные фразы, сменилась невнятными, но характерными выкриками и откровенными стонами, он окончательно убедился, что смерть Сергея Кроносова в его руках. И даже возбудился сам, хотя думал при этом вовсе не о женщинах.
Пока банкир трудился над женой, Иван успел разобраться в хитросплетении водопроводных труб, благо к элитному дому вел отвод из свеженькой нержавейки с еще сохранившимся торговым знаком фирмы-изготовителя, и за полторы минуты просверлил тонкостенную стальную трубу с помощью портативной ручной дрели с фианитовым резцом диаметром со швейную иголку. Из отверстия вырвалась тонкая струйка горячей воды с такой силой, что об нее вполне можно было порезать руку. Яма коллектора начала уже заполняться паром. Но Иван через пару секунд заткнул отверстие специально приготовленным стальным поршневым шприцем, заполненным третьей производной синильной кислоты - боевым отравляющим веществом, которое еще недавно состояло на вооружении армий ряда государств. Состояло, конечно, негласно, поскольку использование в военных действиях химического оружия запрещено международной конвенцией.
Теперь Иван с нетерпением ждал, когда Сергей Кроносов кончит последний раз в жизни и отправится в душ, навстречу своей смерти, дорогу которой укажет он, Иван. Наконец звуки, доносящиеся из спальни банкира, смокли. Сосредоточенный Иван отметил едва уловимое изменение в тоне гудения вибрирующей от напора воды трубы. Это Кроносов включил душ. С трудом преодолевая сопротивление напора воды, Иван выдавил в трубу содержимое шприца, затем развинтил и убрал его, оставив в отверстии только иглодержатель в виде стальной затычки. Мазнув вокруг заткнутого отверстия несколько раз грязью, Иван достаточно тщательно скрыл, по крайней мере, от визуального осмотра следы своего вмешательства в работу московского водопровода. Его работа была выполнена, осталось убедиться, что жертва поражена, а еще - благополучно скрыться с места происшествия.
Выбравшись из коллектора, Иван с удовлетворением отметил, что в пустынном московском дворике по-прежнему ни души, одна бездомная дворняжка испуганно шарахнулась от приподнявшейся чугунной крышки, на которой она устроилась погреться прохладным майским вечером. Распаренный соседством с горячими трубами, Иван с удовольствием вдохнул освежающий вечерний воздух. Прежде чем удалиться от люка, он присыпал края крышки пылью, скрыв таким образом следы того, что недавно она открывалась.
Иван не стал возвращаться на чердак, а направился к одинокой будочке таксофона неподалеку. Сделав вид, что набирает номер, сам в это время прислушивался к звукам банкирской квартиры. Молчание длилось еще минуты три, затем послышались тяжелый, усталый вздох, какая-то возня. Вероятно, жена Кроносова ("Уже вдова", - хмыкнул про себя Иван) устала ждать, когда освободится душ, и решила поторопить мужа. Последовало явственное шлепанье босых ног по полу, потом секундная пауза... и короткий, испуганный женский визг.
Дожидаться, пока начнется суета на всех этажах и к дому станут слетаться машины "скорой помощи", Иван не стал. Он спокойно удалился в направлении, перпендикулярном Тверской.
Количество случайных, так сказать, побочных жертв только что совершенного теракта Ивана не только не волновало, но и не интересовало. В каждом деле есть свои издержки производства. Если, забирая жизнь нужного тебе человека, ты прихватишь пяток или десяток жизней случайных людей - что же с того? Человек смертен, как утверждал кто-то. Иван не помнил точно - кто... Скорее всего, так мог говорить его хозяин, его господин - чеченец, у которого русские рабы мерли как мухи от побоев и голода. И над каждым из умерших тот вздыхал, как над разбитой чашкой или раздавленной каблуком маковой головкой. Внезапной смертью веяло от хозяина, когда он заходил в сарай, где жили его рабы... Долго рассматривал каждого и, наконец, дважды тыкал пальцем: "Ты и ты!" Это означало многое... Что один из двоих отобранных должен будет сегодня умереть от руки другого. Что теперь у них на двоих всего одна жизнь, и кто ею будет обладать, они выяснят на поляне, где чеченцы днем объезжали лошадей, а по вечерам устраивали схватки между рабами... Может статься, эти слова - "Человек смертен" - принадлежали кому-то из литературных героев. Иван после Чечни плохо помнил литературную классику, которую прежде, на гражданке, знал прилично. Но в памяти все-таки прочно застрял конец этой фразы: "Беда в том, что часто человек внезапно смертен". Внезапная смерть и настигла того старика чеченца: неделями выжидавший и дождавшийся удобного момента, Иван воткнул ему свой средний палец правой руки в висок, после чего скрылся с маковой плантации в горах. Тогда он понял одну простую истину: внезапная смерть - беда лишь для того, кто умирает, для того же, кто помогает ей прийти, она - благо.