— Убит, — сказал он, когда я очухался. — На надгробной плите напишут: «Он нехерово крутил копье».
Бросил меч (я почувствовал это своей спиной) и пошел домой.
— Было больно, — говорю я Алиме, с которой встречаюсь взглядом. — Меня, кажись, парализовало.
— Хорошо, что не ослеп, — пожимает она плечами. — Сам встанешь, или мне?..
— Сам, — говорю я, вспоминая инцидент за ужином.
— Вот и умница! — слышу голос Мастера (он был уже примерно на крыльце своего дома). — И дуй отжиматься!
***
Уже ночью, лежа в своем сарае на куче соломы, я задумчиво гляжу на звездное небо через дыру в крыше. Я специально нагреб соломы под эту дыру, чтобы любоваться звездами. Она была такой большой, что я видел весьма большое их количество, а сегодня даже и луну.
— Надо же, — тихо говорю я, — одно солнце, одна луна… так же, как и в нашем мире.
— А сильно твой мир отличается от этого? — слышу я женский голос. Запоминающийся и уж точно незабываемый.
— И часто ты тут бываешь?
— Не спрашивал Таннея об Эльзе?
— И не собираюсь.
Я сажусь и смотрю в темный угол. Туда, откуда издается голос.
— Так часто?
— Если ты о том, видела ли я, как ты мастурбировал, то да — видела.
Я усмехаюсь.
— Да мне как-то все равно, что ты видела.
— Даже не стесняешься?
— Не такой уж он у меня и маленький.
— Как по мне, большим его назвать тяжело.
— Что тебе нужно?
— Помочь.
— Мне?
И она вышла из тени.
— Я видела… кое-что.
Я внимательно смотрю на ее чертвоски сексапильный силуэт — сама женственность, сама грация. Даже Марии было далеко до такой грациозности.
— У шлюхи это не появилось, верно?
— Что?
— Это, — она нарисовала пальцами на своей груди воображаемые узоры. — То, что ты видел на своей красавице-подружке… поправка — бывшей подружке.
Я хмурюсь.
— Что там появляется? Какие-то скрытые письмена? Что ты видишь на женских телах? Расскажи — и я помогу тебе с этим.
— Разденешься?
— Люблю то, что мне непонятно.
Глава 15. А вот и я…
Она стоит передо мной. Прекрасная и возбуждающая. Пусть даже нижняя половина ее лица сокрыта, мое сердце выбивает громкую барабанную дробь, вызывая небольшое головокружение.
— Смотрю я на тебя, — тихо говорит она, упирая правую руку себе в бок и слегка выгибаясь, — и почему-то мне кажется, что ты сейчас не совсем о том думаешь.
— Что естественно, то не безобразно.
— Меня тебе не поиметь — я не тупая девочка, готовая отсасывать и ноги раздвигать, лишь бы меня защищали. И не ведусь на таких дебилов. Я вообще не понимаю, как такой как ты получил подобную способность.
— Не умеешь ты вести переговоры, — я делаю вид, что теряю к разговору интерес и ложусь на свой стог, продолжая глазеть на звезды. Давление в паху выдало бы меня с головой, но, к счастью, оно под штанами незаметно… наверное.
— То есть, тебе не нужно то, что я предлагаю?
— Тебе нужна информация, — спокойно объясняю я, — и у меня на нее тотальная монополия. Больше никто не расскажет тебе ничего из того, что ты хотела бы узнать. Как я уже понял, она для тебя все равно что наркотик. У тебя ломка, когда ты понимаешь, что кому-то известно то, что не известно тебе. И тебя ломает, — я присаживаюсь и смотрю в ее кошачьи глаза, — ломает так сильно, что ты готова из кожи вон вылезти, лишь бы завладеть информацией. И… знаешь, что?
Она смотрит на меня, не двигаясь. Мне даже кажется, что она не дышит.
— Я готов с тобой делиться кое-чем… понемногу рассказывать о том мире, откуда я прибыл… о том, что именно я вижу на обнаженных девушках… и даже о своей странной теневой способности. Но лишь на моих условиях. Ты сказала, что любишь то, что тебе непонятно, но это не так — ты это ненавидишь.
Она отвела взгляд в сторону. Я видел, как она обдумывает мои слова.
— Ты не такой идиот, каким все это время казался, Спенсер.
Я улыбаюсь.
— …но и не так умен, как тебе кажется. Удачи, — после этих слов она разворачивается и направляется в угол, туда, куда не проникает лунный свет, в самую неосвещенную часть этого сарая. Я смотрю на ее дьявольски изумительную фигуру, пока она не сливается с непроглядной тьмой.
И звуки ее шагов исчезают.
Мне кажется, что она все еще там, в этом углу. Стоит и смотрит на меня оттуда. Ждет… не знаю, чего, но ждет.
Сначала я лег на сено и попытался уснуть, но мысль об ассасинке, сидящей в углу сарая, не давала мне отключиться. Потому я встал и проследовал в тот самый угол. Шел медленно, чтобы ни на что не наткнуться. По мере того, как я проникал в тень, зрение слегка начинало адаптироваться к темноте, и это позволило убедиться в том, что угол все же пуст.