— …и не дыши.
И тут он падает на землю, и голова волка оживает. На меня смотрят уже не глаза охотника… не глаза человека — но глаза зверя, глаза настоящего волка.
Я тут же опускаю глаза и не двигаюсь.
Слышу звериное дыхание. И вижу, как возле меня идет зверь — не охотник на корячках, а именно волк. Самый настоящий волк.
— Ты… оборотень, — шепчу я и чувствую, как трясутся руки.
И слышу тихий рык, поднимаю глаза и встречаюсь со зверем взглядом. Это его явно злит, ибо он скалится и рычит. Я посмотрел ему в глаза!!!
И этот колоссальных размеров волк прыгает на меня.
Глава 22. Последствия крови
Как-то слышал (неоднократно, между прочим), что перед смертью у человека пролетает вся жизнь перед глазами. Возможно, нужно именно умирать для этого… но тогда откуда это известно тем, кто был при смерти, но не умер?
Не знаю…
…но в тот момент, когда на меня летел громадный волк с разинутой пастью, полной острых клыков, у меня перед глазами ничего не пролетело. Обоссался — да, но ничего не вспомнил. Совсем ничего. Никаких воспоминаний… никаких картинок… никаких сожалений — лишь страх.
Вместо того, чтобы попытаться увернуться или что-то еще, я просто жмурюсь и прикрываю лицо руками — чертов инстинкт пытается защитить глаза как ведущий анализатор. И спустя мгновение я понимаю, что волк летел не на меня, а надо мной.
Резко оборачиваюсь.
Волк стоит над лежащей ассасинкой, прижимая ее к земле передними лапами. В ее глазах страх. Она вынимает кинжал и бьет волку в бок между ребер, целясь в сердце, но лезвие ножа сгибается, будто встретилось с металлической пластиной, а не мясистыми ребрами.
— Что это?! — орет испуганно она и тут же получает удар лапой по лицу. Когти волка вспарывают ее кожу и сдирают маску. На изумительном точеном лице появляются три кровавые полосы. Эльфийка с белоснежно белыми волосами издает крик боли, хватается за лицо, второй рукой пытается держать от себя зверя подальше, и волк разевает пасть.
— Стой, Хейзел!!! — ору я, прыгая на месте и не зная, что еще можно сделать. Оглядываюсь на арбалет и несусь к нему. Падаю на полпути, только теперь осознаю, что все содержимое мочевого пузыря теперь у меня в штанах, а не в самом пузыре, быстро поднимаюсь и хватаю арбалет, затем одну из стрел. Ставлю арбалет на землю, заряжаю стрелу. Хватаю этот рычаг, напоминающий ручной тормоз и натягиваю тетиву.
И лишь успеваю поднять арбалет, как вижу охотника перед собой, а не на эльфийке. Он больше не в шкуре волка — он такой, каким я впервые его видел.
Тяжело дышу, глядя ему в глаза.
— Я думал, она пришить тебя хочет, — пожимает он плечами и выхватывает арбалет из моих рук одним резким движением. — Прошу прощения за такую… оплошность.
Эльфийка-ассасинка в это время корчится на земле, пытаясь прикоснуться к окровавленному лицу. Всхлипывает. Ее руки трясутся, на лице — гримаса боли.
— Черт… ты же ей… лицо… — я медленно иду к ней, но его рука останавливает меня, хватая за плечо.
— Я же извинился. Смекаешь?
— Нет!!! Не смекаю!!! — отталкиваю я его руку и иду к ассасинке. Сажусь перед ней и ужасаюсь тому, что стало с ее ранее прекрасным лицом, которого я раньше не видел. — Черт… прости за него… он…
Она тяжело дышит и скалится. Рана причиняет ей боль.
— Черт, нам нужно к лекарю!
— Рану, нанесенную оборотнем, ни один маг не исцелит, — говорит Хейзелсмоук, отталкивая меня в сторону так резко, что я падаю на жопу. — Тебя с утра в туалет ходить не учили? От тебя теперь смердит твоей мочой.
Не успеваю я слова молвить, как он хватает ее за подбородок.
Ассасинка пытается освободиться от его хватки, но Хейзел совершает резкое движение, сжимая подбородок и разворачивая к себе раной.
— Тихо, сука! — говорит он, убирая ее руку в сторону. — Или останешься уродкой до конца дней своих.
Нехотя, но эльфийка успокаивается, смирившись с его прикосновением к своей коже. Упирается ладонями в землю. Хейзел с интересом осматривает рану.
— Не имей привычки подкрадываться со спины не с подветренной стороны — у зверей органы чувств работают иначе. Даже странно, что ты этого не знала, — договорив, Хейзел наклоняется над лицом девушки… и лижет ее языком. Вдоль всего пореза, слизывая ее кровь. Повторяет это действие еще раз, игнорируя ее скулеж и злобный взгляд.
Облизывая свои губы, Хейзел осматривает рану. Затем в третий раз проводит по последнему порезу языком.
— А ты вкусная, — говорит он ей, отпуская подбородок. — Не была бы ты подружкой Марки, или он не был бы учеником Майки — трахнул бы тебя, а его завалил. А так придется рукой поработать, представляя себе… твой вкусный образ.