— Сто шестьдесят шесть лет и семь месяцев. На одного человека. Можно снизить срок до ста двенадцати лет, если будем получать за каждый бой пятьдесят премиальных. Скосить срок можно разве что сражаясь на малой арене. Где будет дополнительный доход. Но это при том, что деньги нельзя тратить. А значит… есть два выхода — биться каждый день на малой арене, рискуя своей жизнью и повышая риск на то, что ты не доживешь даже до Большой Арены… либо…
Он вдруг начинает молчать.
— Что «либо»?
— Либо тратить деньги и жить счастливой жизнью. Наслаждаться ею, — он отпивает из кружки. — Домой мы не вернемся. Это ясно. Тогда какой смысл горбатиться на то, чтобы стараться выйти из этого Коллизея, если можно жить на широкую руку здесь? Прямо в этом городке. Если вдуматься… тут же все есть.
— На широкую ногу, — поправляю его я.
— Да насрать! — он снова пьет. — Давай разделим деньги. Поровну. Между всеми. И пусть каждый покупает то, что хочет. Разъедимся все, а то живем, как в общаге… ну, кроме тебя, конечно. Постараемся жить… обыкновенной средневековой жизнью. Может… я даже женюсь. Тут всем насрать, что мне восемнадцати нет. Ребенка рожу, чтобы хоть что-то после себя оставить…
— Нужно обсудить это со всеми.
— С кем, например? — на его лице появляется небольшая ухмылка. — С мисс Флауэрс? С Эбби? Корделией? Аней? Жеральдин? Или с Марией?
Я отстранюсь назад, прижимаясь к спинке стула.
— Тут теперь только мы решаем. Два льва… и наш маленький прайд.
***
— Мы тут кое-что решили, — говорит Бруно, когда все девушки собрались за столом в мини-общаге.
— Уже решили? — спрашивает Мария, скрещивая на груди руки и отклоняясь на спинку стула. — Типа с нами вы уже не совещаетесь?
— А что, должны были? — такого лица Бруно я еще не видел. — Думается мне, ваши жизни, милая Мари, целиком и полностью зависят от нас с Маркусом. Не станет нас, — он разводит руками, улыбаясь и разглядывая всех собравшихся за столом, — вы не проживете и одного боя.
Кармен, получившая на свой вопрос весьма развернутый ответ, смотрит на своего бывшего бойфренда, слегка щуря глаза.
— Знаешь, Морфи, — решает оспорить их положение Корделия Престон, демонстративно поправляя свои очки, как в разговор почти тут же вступает мисс Флауэрс.
— Он прав, — резко стает она, привлекая на себя удивленные взгляды всего ее класса… вернее, той части ее класса, что от него осталась. — Мы зависим от них. Целиком и полностью. И мне понравилось сравнение с прайдом.
Морфи смотрит на меня, прекрасно понимая, что я пересказал ей наш разговор практически полностью. Я лишь пожимаю плечами.
— Во время боя от нас польза невелика. По крайней мере, пока. Мы все живы лишь потому, что нас защищали наши мальчики. Наши львы. Наши альфа-самцы.
Она смотрит на меня, и я едва умудряюсь сдержать улыбку.
— Какой от нас прок? — задает вопрос Элеонор, глядя на оставшихся девушек. — Чем мы полезны? Во время боя мы лишь отвлекаем их внимание, заставляя защищать нас. А после боя мы тратим выигранные ими деньги на еду. Мы — лишь помеха. Зачем мы вообще им нужны?
— Но мисс Флауэрс! — вскакивает Корделия. — Не наша вина, что мы родились девушками и не можем постоять за себя!
— Вот именно! — улыбается Элеонор. — Мы… рождены девушками. А значит, мы и должны заниматься тем, чем должно заниматься девушкам. Мы будем продолжать готовить и убирать. Будем… ублажать наших мужчин, — она кладет руки на плечи Бруно, встав за его спиной, и он тут же заливается краской. — Мы будем делать все возможное, чтобы к следующему бою они вышли счастливыми, сытыми… и удовлетворенными.
Я пробегаюсь взглядом по всем девушкам, чтобы отследить их реакции. И то, что я вижу, меня веселит.
— Мы не имеем никакого права вмешиваться в их решения и их планы, — продолжает Элеонор. — Наши мужчины — это наши лидеры. Наша задача — повиноваться.
В глазах девушек — понимание. Пусть и смешанное у кого-то с безысходностью, у кого-то со злостью… но все же понимание. Разве что Мария смотрела на Элеонор так, словно она самолично может выиграть любой бой, и мы с Бруно не особо ей и нужны.
— То есть мы теперь — типа их личный гарем? — уточняет Корделия.
— Тебе настолько не нравится смиряться с жестокой правдой? — внезапно отвечает вместо Элеонор Анна. — Лично я все прекрасно понимаю, и со всем согласна. У Бруно и Маркуса будет больше шансов побеждать, если мы будем не мозги им калупать, а превратим их жизнь в комфорт и удовольствие. Нам все равно ничего другого не остается.
— Я согласна, — кивает Жеральдин, с глаз которой струятся слезы. Я понимаю, почему. Я помню о ее чувствах к Крису. И теперь его нет. — Мисс Флауэс пгава на все сто.