Движение на улицах становилось все оживленнее, однако ясно было, что скоро уже темнота положит ему конец. Ворота общественных и частных парков были по случаю флоралий украшены цветами и зелеными ветками. Цветочные ковры, изображавшие мифологические сцены, давали людям повод для восхищения или критики. На Часах Августа, гигантской, единственной в своем роде по размерам клепсидре, уже загорелись факелы. Даже по ночам каждый римлянин должен был иметь возможность следить за ходом времени. По левую сторону от дороги видны были Термы Агриппы, зятя божественного Августа. Чтобы снабжать водой эти купальни, выстроен был водопровод длиною в двадцать два километра, вдоль гигантских акведуков которого Вителлий шел последний отрезок своего пути в Рим.
– Дорогу носилкам божественной владычицы! – услышал Вителлий возглас одного из рабов, несших паланкин. Вителлий взглянул на Лициску, успокаивающе улыбнувшуюся в ответ.
– Рабы тоже любят иногда пошутить, тем более что это помогает им прокладывать себе путь.
Лициска задернула синие бархатные занавески, защищая себя и своего гостя от любопытных взглядов. Лишь посередине она оставила узкую щель, позволявшую наблюдать за сутолокой улиц великого города. На Форуме Юлия звуки цимбал и арф смешивались со все нараставшим гомоном толпы. Стоявшая напротив базилика Эмилия, старейший торговый и судебный центр Рима, была переполнена людьми, пришедшими сюда со своими узелками, чтобы на время флоралий получить бесплатную крышу над головой. Темно-красный мрамор отлично сберегал жар, накопленный за день. Внимание Вителлия привлекли сотни беломраморных статуй, установленных здесь, чтобы почтить память выдающихся государственных мужей Рима.
Рабы, несшие паланкин, с трудом продвигались к Форуму, где в чаду жаровен и потрескивающих факелов кипела жизнь, которая во всем мире принесла Риму прозвище «Второй Вавилон». Более чем сто лет назад божественный Цезарь отправил сюда сражаться друг с другом триста двадцать пар гладиаторов. И уже девяносто лет миновало с тех дней, когда Цезарь после своего знаменитого послания сенату, состоявшего всего из трех слов «Veni, vidi, vici» (то есть «Пришел, увидел, победил»), устроил здесь длившийся много дней пир для двадцати тысяч гостей. С тех пор изо дня в день здесь собирались бездельники и бродяги, любители поболтать, изнывающие от скуки, нищие и ростовщики, игроки и публичные девки, смешиваясь с почтенными сенаторами, знаменитыми ораторами, банкирами и судьями, маклерами и весталками.
У базилики Юлия, где время от времени сто восемьдесят судей рассматривали самые громкие дела Рима, рабам с трудом удавалось проталкиваться сквозь толпу, так что паланкин продвигался черепашьим шагом. Неожиданно появившаяся снаружи рука скользнула под занавеску, коснулась тела Лициски и начала старательно ощупывать его. Лициска не только не препятствовала этому, но, кажется, даже получала удовольствие. Когда пальцы незнакомца коснулись ее пышной груди, снаружи прозвучал хрипловатый голос, произнесший «Лициска!», и занавеска рывком отодвинулась.
– Сульпиций Руфус! – радостно воскликнула Лициска. – Я так и знала. Подобная хватка может быть только у гладиатора.
Увидев Вителлия, Сульпиций широко ухмыльнулся и осветил своим факелом внутренность паланкина. Без малейшего смущения Лициска объяснила:
– Это Вителлий. Он прибыл из Бононии, и я подобрала его на мосту через Тибр.
– Приветствую тебя, юноша, – размашисто взмахнув рукой, произнес Сульпиций и, повернувшись к Лициске, продолжал: – Весь мир стекается сегодня в Рим, все забито приезжими. Счастлив тот, кому удается найти крышу над головой. Большинству придется ночевать под открытым небом.
– В этом доля и твоей вины, – ответила Лициска. – Бои твоих гладиаторов собирают все большие толпы людей. – Повернувшись к Вителлию, она пояснила: – Мой верный друг Сульпиций Руфус руководит самой большой в Риме школой гладиаторов, его ретиарии прославлены во всей империи. Никто не владеет трезубцем и сетью так, как они.
Сульпиций Руфус сделал шаг назад и поднес факел к стене, на которой виднелась сделанная красной краской надпись. Лициска неторопливо прочла:
«Пятьдесят гладиаторов, обученных Сульпицием Руфусом в гладиаторской школе Тиберия Клавдия Нерона Германика, в первый день флоралий встретятся в Большом цирке с таким же количеством бойцов из школы Нигидия Майюса. Честь и слава Сульпицию Руфусу!»
Лициска захлопала в ладоши.
– Мы все придем и громкими криками будем поддерживать идущих на смерть.
Руфус снова подошел к паланкину.
– Не хочешь ли посетить Cena Libera… Вольную Вечерю? Я как раз направляюсь туда. Можешь взять с собой и этого юношу. Для всех нас это было бы большой честью.