— Разумеется, — сказал Фульвий. — Но говорить больше престало не о лагере, а о городе, потому что мы сразу приступим к строительству нашего Города Солнца.
— Как возвышенно! — пробормотал деляга.
Снова возникла пауза.
В голове у него вертелись такие мысли: пусть эти дурни делают, что хотят. Он думал, что Фуриям уготована худшая судьба. Участок для строительства лагеря был раньше по большей части римской собственностью; Спартак отобрал его у римлян и подарил Корпорации, а она, в свою очередь, дарит его Спартаку. Все это можно было бы осуществить проще, без юридических сложностей, но раз этим людям так важны символы — что ж, пусть радуются. Другое дело, будут ли они следовать условиям договора. Увы, Фурии в их власти, и договор, пусть сомнительный, — это все же лучше, чем никакого договора… В целом деляга был очень доволен. Повернувшись к своему престарелому коллеге, он произнес:
— Условия нелегкие, но их можно принять к рассмотрению. Что скажешь?
Старик посмотрел на него своими выпуклыми глазами и сказал:
— Я почти ничего не понял. Прошу посла фракийского князя ответить на один вопрос. Я слыхал, будто вы собираетесь забрать все наши деньги, дома, жен, дочерей и слуг и вообще все поставить с ног на голову. Это правда?
— Уверен, все это досужие сплетни, — поспешно проговорил деляга. — Мало ли, что болтают? Нельзя же все понимать так буквально! — Он улыбнулся двум посланцам, выражая улыбкой полное понимание и желание сотрудничать.
Эномай зарделся от этой улыбки и опустил глаза. Ему не хотелось взаимопонимания с этим человеком; он предпочел бы оказаться за много миль отсюда. Он с тоской вспоминал кратер Везувия, где все было так просто.
Но Фульвий ждал подобного вопроса и приготовил точный, исчерпывающий ответ. Но сейчас в смятении понял, что позабыл свою заготовку. Ему было неудобно под взглядом старика, собравшегося выслушать ответ. Под выпуклыми глазами у старика были мешки, от глаз разбегались во все стороны морщины, но взгляд бы ясный, смышленый. Защитник и писатель Фульвий почему-то вспомнил сейчас своего отца, чего с ним не случалось много лет. Ему становилось все больше не по себе, он испытывал угрызения совести — отвратительное состояние! Наконец, он выдавил:
— Мы стремимся к законности и порядку. Только это будут новые законы и новый порядок. — Он закашлялся.
— Пустые речи, — заключил старик. — Ты произносишь просто слова, посол фракийского князя, и избегаешь точных ответов. Вот ты распространяешься о пошлинах, импорте, символах, а я спрашиваю, отберут ли у меня дом.
Деляга поперхнулся.
— Об этом нет речи. — Он снова бросил умоляющий взгляд на Эномая, но тот все не поднимал глаз.
— Неправда! — сказал упрямый старик. — Только об этом и стоит говорить всерьез. Если у одного есть дом, а другой хочет им завладеть, то никакого союза у них не получится, будет одно лицемерие.
Фульвий потерял дар речи. Старик все больше напоминал ему отца, давно забытого. То самое чувство, что заставило юного Эномая опустить ресницы, лишало его доводов, сразу превратившихся в бессмыслицу. Прямым и ясным был только путь насилия, а в глазах старика читалась ясная, величественная глупость. Хронист Фульвий только что сделал открытие, лишившее его красноречия, и открытие это гласило: бывает глупость, перед которой не устоит никакой ум. Бывают несправедливости, настолько вошедшие в кровь и плоть людей, что посрамят справедливость. Природное достоинство собственника делает нелепым и противоестественным желание неимущего завладеть его собственностью.
Защитник Фульвий принял решение и вскинул голову. В следующую секунду он инстинктивно пощупал свой череп, на котором, сидя дома, на чердаке, всегда набивал шишки, колотясь о стропило. Этого стропила ему теперь очень не хватало: к новой жизни он привыкал с большим трудом.
— Ты вправе задать этот вопрос, — сказал он старику и опять замолчал. Деляга облегченно перевел дух. Эномай устремил на него вопросительный взгляд, в глазах старика читалась детская доверчивость. Фульвий покашлял и продолжил: — Цели, преследуемые нашим движением и (он еще раз кашлянул) фракийским князем, ведут, конечно, к коренной смене системы и условий жизни во всей стране, однако достижение этих целей — дело далекого будущего. В настоящий момент мы хотим всего лишь обеспечить безопасность городу, который будем строить, и надежность нашим союзам. Так что союзникам нечего нас бояться.
— Никаких беспорядков? — спросил старик. — Вы не станете отбирать у нас дома и засылать в город своих людей, подстрекающих наших рабов к неповиновению?