— Сейчас не могу. Как вернешься — перенесем тело, — сказал Дато.
Акакий вошел в дом, вынес четыре папиросы. Дато уселся на лестнице и закурил. Ни о чем не думал, следил за кольцами дыма и наслаждался курением.
Вскоре возвратился запыхавшийся Акакий: похоже, он всю дорогу бежал.
— Тебе что, плохо? — встревоженно спросил он.
— Да нет, просто от папиросы голова закружилась.
— Кобу заверну в свой дождевик. Когда все сделаю, позову тебя и вместе перенесем. К этому времени и тело Мамантия отнесут на место. Их четверо, старики, правда, но думаю, справятся… — он полностью вошел в роль организатора-распорядителя.
— В дождевик? — переспросил Дато, просто чтобы спросить, поскольку не придал его словам никакого значения.
— Жену я тоже завернул в такой дождевик, — как бы оправдываясь, ответил Акакий.
— Ты хоть можешь представить, сколько мы тащились сюда?! Если уж ему на роду было написано погибнуть, лучше погиб бы там, вместе с майором и Мамукой. Мамука тоже был наш одноклассник…
— Я знаю, что вы одноклассники… Вытащу-ка я его документы.
— Нет у него документов. Только часы сними.
Выкурил еще одну папиросу. Встал и пошел за дом. За кухонным окном увидел Акакия. Тот взглянул на Дато и вышел во двор.
— У того, худощавого, в кармане нашлись сигареты, — сказал он. — Нашел, когда просматривал документы. Второй, который в «афганке», оказался русский, хотя ни капельки на русского не похож.
— Прибрал? — спросил Дато о Кобе.
— Да, готов, — ответил Акакий.
Коба лежал в средней комнате. Акакий старательно и аккуратно завернул его в свой брезентовый дождевик.
— Надо бы обмотать поперек груди ремнем. Иначе трудно будет удержать в руках, — сказал Дато. Он развернул дождевик, вытащил из штанов Кобы ремень и знаком показал Акакию, чтобы тот снова обернул тело дождевиком. Челюсть Кобе Акакий подвязал обрывком простыни. Дато обмотал труп ремнем поверх дождевика, затем вытащил свой ремень и им стянул ноги. — Похороним прямо в поле, — сказал Дато. — Думаю лучше в кукурузе, а не в лесу.
— Давай лучше перенесем в лес и там ночью похороним, — предложил Акакий.
— Нет, лучше в поле. Может, никто из нас не выживет. Если похороним Кобу в лесу, там его никогда не найдут. А в поле после войны кто-нибудь наткнется на могилу, там, глядишь, отыщутся и те, кто станет ухаживать за ней, или захотят перезахоронить, это уж как получится… — сказал Дато.
Труп показался очень тяжелым. Когда подняли его, на дождевике под стянутым на груди ремнем проступила кровь.
— Не останавливайся! — сказал Дато Акакию, но первым остановился сам. Он с трудом удерживал в обессилевших руках ремень, обхватывавший завернутое тело. Акакий на удивление держался молодцом.
— Давай я возьму в головах, а ты перейди к ногам, — предложил Акакий.
— Нет! — упрямо возразил Дато.
До оврага дошли, не останавливаясь и не отдыхая. Дато весь взмок. Перебираясь через каменную ограду кукурузного поля, он чуть не выронил тело и безотчетно выругался. Кобу положили на землю в зарослях кукурузы.
К этому времени тело Мамантия уже отнесли туда, где собирались похоронить.
— Пойду-ка, посмотрю, как там дела и вернусь! — сказал Акакий.
— Сначала принеси мне лопату, а я за это время тех двоих перетащу и уложу здесь с краю, — сказал ему Дато.
— А что делать с оружием, которое я отнес в хлев?
— Не трогай, там видно будет! — сказал Дато. — Кобу пока погожу хоронить, только могилу подготовлю…
Когда Акакий ушел, он, не медля, спустился в низину, куда оттащил тела боевиков. Подойдя к трупам, заметил по другую сторону оврага высокую худощавую женщину, шагавшую быстро, по-мужски широко и напористо, посох в ее руке явно играл символическую роль: было видно, что он ей ни к чему.
Женщина нагнала его на полпути, когда он волочил русского в «афганке». Женщина взглянула на труп и перекрестилась.
— Откуда он, сынок? — спросила.
— Не успел спросить! — огрызнулся Дато.
— Где Акакий?
— Придет… Мамантия уже отнесли в лес.
— Да-а… Какого парня убили! — сказала женщина. Она смотрела на Дато и не собиралась уходить, похоже, ее интересовало, как он потащит труп дальше.
— Скольких убили? — неожиданно спросила она.
— Что ты сказала?! — не поверив ушам, резко спросил Дато. Эта женщина его раздражала.
— Скольких убили, спрашиваю? — спокойно повторила она. Она держалась очень уверенно: раздражение, которое Дато не смог скрыть, казалось, доставляло ей удовольствие.
— Не считал! — грубовато ответил он.