Преторианец немного помедлил, ожидая, не скажет ли императрица что-нибудь (он совсем не хотел ссориться с ней), но Мессалина молчала — у нее перехватило дыхание. Тут, слабо охнув‚ на спинку своего кресла упала Ливия, лишившись чувств.
— Пошли! — махнул рукой преторианский трибун гвардейцам…
Прийдя в себя, Мессалина первым делом тряхнула Ливию:
— Чего сомлела, дурочка? А ну, помоги мне одеться! И Хригора куда-то запропастилась…
Ливия открыла глаза, собравшись с силами, встала и кое-как принялась помогать Мессалине одеваться.
Обычно Мессалина разгуливала по дворцу в легкой тунике, набросив на плечи накидку, — в тунике она красовалась и перед преторианцами, — но тут она решила приодеться. С помощью Ливии Мессалина стала облачаться в столу — верхнюю одежду римских матрон, придававшую величественный вид, чтобы предстать перед Клавдием образцом добродетели.
Мессалина решила использовать все свое влияние на Клавдия, чтобы вернуть себе Марка — целиком…
Надев столу, Мессалина шагнула к двери и остановилась.
Раньше она, не раздумывая, кинулась бы к мужу, чтобы отобрать у него любимого раба, — и отобрала бы, но теперь… Теперь Клавдий был не просто римским сенатором, римским гражданином-подданным, но императором. Нет, он не стал тверже, сделавшись императором: он был по-прежнему безвольным, но теперь воля его советчиков, вкладываемая в его безволие, приобретала неодолимую силу. Если раньше в отдельных случаях воля Палланта оказывала на Клавдия более сильное действие, чем ее воля, то ее разговор с Клавдием, бывало, заканчивался рукоприкладством: она принималась швырять в Клавдия все, что попадалось под руку, вплоть до ночного горшка, и отлучала Клавдия от постели на несколько дней, после чего он обычно сдавался. Но теперь про подобные методы воздействия нечего было и думать, потому что Паллант, в сущности, был прав: то, что она давала Клавдию, он мог получить теперь от кого угодно…
Хорошо бы выручить Марка, не вмешивая в это дело Клавдия. Но как?
В дверь осторожно постучали.
— Кто там еще? — хрипло спросила Мессалина и потянулась к кувшину с вином, стоявшему на одноногом столике у кровати, чтобы запустить им в стучавшего, кто бы он ни был: слащавый ли сенатор, всадник или нагулявшаяся Хригора.
Дверь приоткрылась, в комнату вошел Нарцисс. Рука Мессалины дернулась от кувшина.
Мессалина, конечно же, хорошо знала вольноотпущенника своего мужа, управлявшего имениями Клавдия в Мавретании. Всякий раз, бывая в доме своего патрона, Нарцисс приносил Мессалине в дар какую-нибудь безделицу, чаще — маленькую скульптурку, изображавшую эротическую сцену. Мессалине казалось, что таким образом он добивается ее благосклонности…
Вот и сейчас: едва войдя, Нарцисс протянул ей черного человечка с зелеными глазами и огромным фаллосом.
— Это тебе, госпожа, для пополнения твоей коллекции…
Мессалина пристально посмотрела на Нарцисса, стараясь проникнуть в его душу. С виду тяжеловат, но, кажется, совсем не прост… Нарцисс, конечно же, оказывал ей знаки внимания не ради ее тела — всяких тел полно в лупанарах, только знай плати, — дело тут в другом: Нарцисс, наверное, хочет приобрести влияние на нее через любовь, чтобы тем самым иметь возможность влиять на Клавдия… А что, если ему раскрыться — рассказать ему все, что случилось только что? Одна она не сможет помочь Марку, это ясно…
— Хочешь ли ты власти, Нарцисс? — негромко спросила Мессалина, вцепившись в глаза вольноотпущенника пронзительным взглядом. — Мне нужна сейчас помощь мужчины — можешь ли ты помочь мне?
Нарцисс побледнел. Мессалина спрашивала его, хочет ли он власти, — что, что это значит? Означало ли это, что Мессалина обещала помочь ему занять видное место при дворе императора в обмен на его помощь? Наверное, именно так и было. А за это она хочет, чтобы он сделал что-то для нее. Что ж!
Он давно дожидался такого момента — когда у Мессалины появится надобность в его услугах. Правда, он надеялся на то, что услуги эти будут интимного характера, то есть что Мессалина когда-нибудь попросит его разделить с нею постель. В постели он бы показал свое неоспоримое превосходство над предшественниками, к чему он определенным образом готовился, и тогда… Но тут было что-то иное. Голос Мессалины не был похож на стоны животных, раздираемых течкой, — значит, Мессалине он нужен был не для постели. Но, как бы то ни было, он нужен ей, и это самое главное.
— Я готов сделать все, что ты прикажешь, госпожа, — слегка поклонился Нарцисс.