— Да! Конечно! О чем речь! Все мое принадлежит тебе! — радостно закивал грек.
— Итак, решено — выигрыш мой. (Калигула тяжело посмотрел на Кассия Херею.) Да, я забыл сказать вам — на этот раз мы с вами играли на целование не ног, а…
Тут император, развернувшись на ложе, выпятил в сторону партнеров-игроков свой зад.
— Ах ты, проказник! — засмеялась Цезония, первая с большим удовольствием приложившись к его божественному сидалищу.
— Вот это штука! — весело вторил императрице Каллист и тут же последовал ее примеру.
Кассий Херея не смеялся.
— А где же Херея? — поинтересовался Калигула, оглядываясь. — Что-то я не чувствую его преданного дыхания!
В голове пожилого воина мелькали обрывки каких-то мыслей: достоинство, честь, верность, долг, предательство, смерть… Последнее обстоятельство, возникнув, не исчезло, как прочие, но мгновенно увеличившись, поглотило все остальное. «За невыполнение приказа цезарь и да покарает меня смертью», — загремели в ушах Хереи слова из клятвы, которую каждый преторианец давал гению императора.
— Эй, Каллист, помоги ему — он никак не может прийти в себя от волнения: так велика честь, которую ему оказывают! — со злорадством проговорил Калигула.
Каллист подвел бледного трибуна к Цезарю…
— Однако же, мне пришлось изрядно ждать этого Херею, — ворчливо сказал император, опять приняв положение, подобающее римлянину и мужу. — Он, видно, не обучен отдавать игорные долги. (Тут Калигула сумрачно посмотрел на преторианца.) Ну ничего, мы обучим тебя, мы предоставим тебе возможность потренироваться — я сам подберу тебе несколько евнухов с жирными задами, чтобы ты не промахнулся… Ну а теперь — идите, работайте! Мне тоже надо кое-чем заняться с Цезонией…
Кассий Херея, пошатываясь, вышел. Вслед за ним вышел и Каллист. «Херея получил хороший щелчок, — удовлетворенно подумал Каллист на пути в канцелярию. — В следующий раз, прежде чем бросаться спасать императора, он хорошенько все обдумает…
Мне же надо торопиться с Калигулой — Калигула, похоже, все меньше доверяет мне. Может, кто-то ему нашептывает обо мне?.. Нет, не должно — ведь вся его прислуга подобрана мною, да и мне бы доложили об этом. Император не настолько умен, чтобы разгадать меня, тем не менее он все более подозревает меня значит, он все более безумеет, значит, он должен умереть! Не могу же я постоянно сигать в бассейн только для того, чтобы поддерживать его чувство превосходства надо мной и уверенность в том, что я до смерти боюсь его! Вода слишком холодна, а я не слишком молод…»
Глава вторая. Благое намерение
Каллист не зря торопился, желая доложить Калигуле мамертинские тюремные вести первым — они распространились по Риму с достойной удивления быстротой. Наверное, их разнес сильный ветер, уже неделю не покидавший Рим.
Этот ветерок поймал Сарта где-то около полудня, когда египтянин, прибрав в зверинце и проголодавшись, заглянул на дворцовую кухню (разумеется, в те кастрюли, где готовилась пища для прислуги). Известия ошеломили Сарта — кусок пшеничной лепешки, только что с таким удовольствием разместившийся во рту его, плюхнулся обратно в чашку.
«Так что же, значит, Марк спасен, и мне больше не надо торопиться с Калигулой?» — мелькнуло в голове у египтянина.
«Пусть Каллист подыщет для покушения еще какого-нибудь сенатора, — прошептал кто-то рассудительный в его ушах. — Зачем самому теперь-то рисковать?..»
«Но разве дело тут в Марке? — подумал Сарт. — Разве только Марку был опасен Калигула?.. Да и разве Марку больше не опасен Калигула?.. Марк бежал, но не спасся, его спасет смерть Калигулы, а значит — и да погибнет Калигула!»
Сарт решил немедленно повидаться с афинянином Фесарионом, чтобы убедиться в его памятливости: в том, что происшедшие события не заставили его забыть его же обещание — спрятать нож египтянина в императорских покоях. Фесарион должен был проделать это уже на следующий день.
Позабыв было о еде, Саш прошел к каморке Фесариоиа‚ но когда он распахнул ее дверь (на этот раз египтянин, учтя свой предыдущий визит, не стучался), то оказалось, что те, кто думает, будто нахлебавшаяся горя душа способна без труда сдержать плотские позывы тела, далеки от истины. Голод тотчас же напомнил о себе Сарту: встрепенувшись, он впился в него где-то под ложечкой.