Глава 4. Шурик и война
Гава 4
Дед на этот раз возник в комнате не один. С ним был паренёк лет восемнадцати. Дед их разговор не прервал:
- … через фронт?!! А что ты про войну знаешь Сашенька? – Поинтересовался у паренька Дед.
– Ты быть может знаешь каково это - людей убивать? Выстрелить глядя человеку в глаза... или в брюхо воткнуть нож? Или ты знаешь - каково это под обстрелом лежать?
Для тебя война это что-то неизведанное, что-то новое, героическое. Я так тоже думал в 41 году. Да, я тоже дурак, и первым делом полетел в 22 июня 1941 года с надеждами всё исправить… Это в нас генетическое: такого не должно быть никогда… сделаю чтоб и не было. Но скрипучие шестерёнки истории дальше блиндажа штаба батальона меня и не пропустили. А потом – окопы… бомбежки и обстрелы… А когда голову смог поднять над бруствером, то в пяти метрах увидел морду немецкого танка… и обосрался! Да. И мне не стыдно. Мне стыдно, что я исчез оттуда без малейшей пользы для Родины.
Думал всегда, что война — это некая романтика. Рвался в бой. А все не так оказалось. Я тоже был начитанный книжный паренёк, как и мой молодой спутник... Кстати, Дима, знакомься: Саша Демьяненко. Не Шурик из кино, не надейся, – Дед захихикал.
И тут Дед, наш «Исаев», наш «призрак донбасского подвала» произнес такую речь, что я за все время знакомства с ним, столько слов от него не слышал. Это была для нас речь! Даже так - Речь!
- Война сопли утирает мгновенно. Когда ты лежишь под арт обстрелом. Рядом бабахает так, что ты всеми потрохами чувствуешь взрыв. Ты уже и так в землю вжался, а тебя все равно сверху жаром накрывает от разрывов. И все ближе и ближе взрывы. Вот уже в паре десятков метров от тебя снаряды рвутся. А ты лежишь, не живой и не мертвый, пошевелиться боишься. Как будто веришь, что снаряд прилетит, увидит что ты не шевелишься, подумает что ты мертвый и не будет в тебя бить. А он так не думает!!!
Каждый снаряд все ближе и ближе к твоему окопу подбирается. Ты голову повернул - рядом с тобой товарищ лежит, с которым ты пуд соли съел, а потом бах… Взрыва-то ты не слышишь. Ты вообще ни черта не слышишь. Ты даже не понимаешь, что произошло. Голова от боли разрывается, взгляд ни на чем сфокусировать не можешь, руки ноги не слушаются. Лежишь и ссышь под себя. Не потому что страшно, а потому что остановиться не можешь. Просто лежишь и ссышь. Руки, лицо в какой-то липкой пакости вонючей. Ты начинаешь лицо протирать, что бы разглядеть, что вокруг происходит, и тут же понимаешь, что ты весь в крови. Первая мысль – ноги тебе оторвало. Начинаешь себя ощупывать – все на месте. А кровь все равно есть. А потом смотришь, а это и кровь то не твоя, да и не кровь это вовсе, а кишки с мясом вперемешку. И не твои, а друга твоего, с которым ты недавно обедал в окопе.
Мне всё это было знакомо. На Украине было не столь обильно от снарядов и взрывов, но также страшно! И ссались… и срались многие. Это же рефлекторное. А паренёк притух и струхнул… Дед понял, что перегнул палку.
- Дима, понимаешь, этого Сашку я перехватил в пути. И решил приволочь к тебе – у него девушку тоже Ниной зовут. Она сейчас под Харьковом. А он в Донбасс рвётся. Про линию фронта Сашка и не понимает! Дескать в Харьков пешком дойдёт до своей Нины… Эх, любовь…
- Слушай Дед! Ты прямо дословно повторил слова моего отца. Он никогда не рассказывал про войну... Но про первый день на Курской дуге рассказывал вот этими же словами: обоссался... обосрался... Ребёнком был а помню!.. Отчего все срутся и ссутся? Все трусы?
- Знаешь, что все висельники тоже ссутся и срутся? Это рефлекс организма. А если бы бабы это знали, то никогда бы и не вешались!..
Ладно, давай про Саньку тебе расскажу.
Он "ботаник" и писал... почти написал... в Университете диссертацию по Николаю Олейникову, про довоенные детские издательства, он все их возглавлял и кучу детских журналов тоже. Помнишь же его бессмертное:
Жареная рыбка,
Дорогой карась,
Где ж ваша улыбка,
Что была вчерась? <...>
Расстрелян он был в 1937 году как троцкист. Герой? Для Сашки точно герой, он же белоленточник и на Бутовском полигоне еженедельно бывал… И тут внезапно такой облом! Сашка нашёл в прошлом году в архиве КГБ документ, согласно которому Олейников убил своего отца, во время Гражданской войны выдавшего его белым… Такой Павлик Морозов наоборот... Такой герой был у всех белоленточников на Болотной площади.Сашка тоже там был. Он активный белоленточник. И рванул в историю спасать свою диссертацию и свои идеалы либерализма. И чуть не попал под каток Истории!
Перехватил я его и показал свой временно'й телевизор, события того года… Писателя и его папу… Видишь, какой он теперь тихий? Идеалы рушатся! А с этим не каждый справляется. Вот я его к тебе и привёз… Помоги ему? Объясни, что гражданская война страшнее отечественной. И ты всё видел сам недавно на Украине. И ты Сашке расскажешь, как люди и сегодня делают выбор между нравственным идеалом и родственным долгом.
Примеров ему напихай по самые гланды! Пусть ни на секунду больше либеральные идеи в его голове до старости не появятся… И Дед вышел из комнаты.
Я попробовал. Начал с истории. Шурик слушал внимательно. Начал так
Семья Олейникова казачья, а у казаков во время Гражданской братья вовсю резали братьев, отцы сыновей, а сыновья отцов. Как примерно писал Шолохов в Тихом Доне: станицы выли, и, судя по вою, в каждой происходил бесчеловечный и негуманный забой скота… брат убивает брата, отец сдает сына в органы… ведёт на забой!.. Человеков больше нет в станице. Есть бараны и есть мясники.
«Саш, ты ходил на Марши Мира, на Болотную и Триумфальную, митинговал… Новичков там становилось больше или знакомые всё лица? Можешь не отвечать… просто думай.
… и читай своего героя:
Страшно жить на этом свете,
В нём отсутствует уют, —
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут,
Улетает птица с дуба,
Ищет мяса для детей,
Провидение же грубо
Преподносит ей червей.
Плачет маленький телёнок
Под кинжалом мясника,
Рыба бедная спросонок
Лезет в сети рыбака.
Лев рычит во мраке ночи,
Кошка стонет на трубе,
Жук-буржуй и жук-рабочий
Гибнут в классовой борьбе.
Всё погибнет, всё исчезнет
От бациллы до слона —
И любовь твоя, и песни,
И планеты, и луна.
— («Генриху Левину», 1932)
Это же и сегодня вновь творится на Украине. Увы… Я спросил Сашку:
- Так в какой момент истории ты хотел слетать? Может лучше недалеко - в нынешний Донбасс, на рубежную границу?
Дед рассмеялся и тоже вспомнил стихи Олейникова:
Любовь пройдёт. Обманет страсть. Но лишена обмана
Волшебная структура таракана.
О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть!
Они о чём-то говорят, они по воздуху каракулями пишут,
Их очертания полны значенья тайного...
Да, в таракане что-то есть,
Когда он лапкой двигает и усиком колышет.
— («Служение Науке», 1932)
А потом Дед помрачнел…
- Я слетал, точнее посмотрел по своему ТВ, в его прошлое… На его предков. Чтоб Сашка не мучился... И узнал что Сашка даже не еврей, как большинство белоленточников. Он немец! Причём его прадед вот такой: