И потому «Двенадцать» его разворачиваются совсем иначе, чем «Двенадцать» Блока столетие тому назад:
«Смотри, двенадцать человекидут из темноты,пересекая русла рек —им не нужны мосты.Они идут через Донец,идут через Оскол,минуя белый останеци головешки сёл.Они идут врагу назлобез касок, без брони.Двенадцать – ровное число.Но люди ли они?..… Да, их двенадцать. Да, из тьмы —попробуй их сломи…А приглядеться – это мыидём, чтоб стать людьми».
В новом русском расколе, обозначившемся после февраля 2022 года, Игорь Караулов – один из самых маркированных, внутренне непротиворечивых, и в то же время сложных, глубоких поэтов. Он твёрдо знает:
«Больше ни разу и больше нигдеНаша в Гааге не ступит нога.Может быть, только на горло врага»,
Но при этом не срывается в пафос, ненависть, не захлёбывается пеной на губах:
«Когда над головой летают миныи сатанеет вражеская рать,поэзия, конечно, хочет мира,поэзия не хочет воевать.Она полночных жаждет посиделок,где философской речи перелив.Ей, как и прежде, флирта жемчуг мелок,ей подавай романы на разрыв.Поэзия зимою хочет водки,а осенью – креплёного вина.Ей надоели фронтовые сводки,ей напрочь опостылела война.Поэзия в живое не стреляет,на этом свете ей не нужен враг.Поэзия всё время поправляетбронежилет, сидящий кое-как».
…Стихи Караулова 20-х годов нынешнего века – своего рода испытание слов и событий на неподдельность, причастность к бытию, путеводитель по уходу из общества спектакля, прочь от царства мнимостей – в настоящую историю, её музыку и поэзию, творящуюся на наших глазах.
Потому и «Главные слова».
Андрей Полонский
Я назвался твоим человеком…
Я назвался твоим человекоми уже не уйду никуда.И вернусь не весною, так летом,когда выйдет из снега вода.Когда тлеющих звёзд сигаретыразгорятся в большие кострыи деревьями станут скелеты,что на холоде машут костьми.Не колеблем ни веком, ни ветром,я для важного дела хранимс той минуты, как вороном, вепрем —кем, не помню – назвался твоим.
Рыба смеётся пронзённой губищей…
Рыба смеётся пронзённой губищей:я никому не достанусь.Чтобы ничьею не сделаться пищей,я в этом сне не останусь.Поезд отходит, звенит колокольчик,время проститься с родными.Задребезжит балаганчик-вагончик,да и покатит во имя.Слева в купе – бородатые змеи,справа – сидят броненосцы.Красные волки – уныло-семейны,а поросята – несносны.Соечка, Вы успокоили б нервы,мне за Вас, право, неловко.Вон Покрова показалась на Нéрлиспичечной серой головкой.Значит, совместная наша дорогасладкою будет халвою.Сердцу до сердца всегда недалёко,было бы сердце живое.Тает вагончик в густом океане,солнца качается гульден.Где же вы, снасти, которые ранят?Снасти, которые губят?
Шериф разворошил наш сонный улей…
Шериф разворошил наш сонный улей —порядочная сука, без обид.И мистер Донован убит шальною пулей.И мистер Донован убит.
Да кто б его приметил накануне?Все звали его запросто – «малыш»,когда он виски разносил в салуне —и вдруг он «мистер Донован», поди ж.
Прочла толстуха Сара на браслетефамилию, куда писать родне,покуда он, единственный на свете,лежал в крови и рыжей волосне.
И, двух ослов в телегу запрягая,и сзади ящик громоздя,мы так смеялись: мама дорогая,хороним, как индейского вождя.
И пастор, отыскав вино в сосуде,нам проповедовал, входя в азарт,про то, как губы резала Иудемедь Божьих бакенбард.
В меховой шапке пирожком…
В меховой шапке пирожкомты стоишь над заснеженной толпой.Может быть, ещё переждём.Может, удача ещё с тобой.На тебя смотрят мортиры лиц,все готовы к команде «пли».Ещё вчера падали ниц,зачем сегодня они пришли?
Льётся свет нерезкий,у неба вид оборванца.Но всё же ты не сдавайся,команданте Чаушеску.
С далёкой Тимишоарынанесло менструальной ваты.Все гости на этой свадьбевидят, какой ты старый.Нации цыганские шароварызатрещали по шву Карпат.На перекрёстках тарахтятвинтокрылые шарабаны.