Юрий Серов
Главные вещи
Снег
Стюардесса предложила мясо или рыбу.
В салоне самолёта оживленно ужинали, распаковывая масло и кусочки хлеба. Передо мной появилась пластиковая коробочка с выбранным блюдом, чашка чая и влажная салфетка, чтобы освежить руки.
Я отхлебнул из чашки, согревая желудок, и приступил. Вокруг шумели десятки пассажиров, но дискомфорта не создавалось. В Москве все давно научились не замечать посторонних. Шумит под окнами молодежь, бренчит в ночи гитара и мешает уснуть – встань и закрой окно. Оппозиция собралась на митинг – сделай вид, что не видишь бурлящей, недовольной властью толпы и проходи мимо. Затевается пьяная драка у метро – стеклянными глазами в пол и по стеночке, по стеночке. Не замечай никого, центр Вселенной – ты.
Ужин прекратился. Контейнеры и чашки забрали, пассажиры насытились и напились, откинулись на кресла. Уткнулись – кто в ноутбуки, кто в планшеты, кто в газеты, кто закрыл глаза и отдыхает. Я у иллюминатора, подо мной непроглядная тьма. Час как вылетели из столицы, плотность городов уменьшилась, и огни селений встречаются редко. Страна огромна, а что делать с землей, мы не знаем.
Отыскал в спинке кресла автомобильный журнал, начал читать, но мешались мысли, и я предпочел разглядывать картинки. Листал страницу за страницей, размышляя о родителях, о работе, о выбранных машинах. Думы громоздились одна на одну, образовывали кашу, и сон, обняв коварными мягкими лапками, убаюкал меня, унёс во владения Морфея.
Разбудил пилот, бодрым голосом сообщая, что через двадцать минут самолёт приземлится в аэропорту Нового Уральска. Я размял виски, поднял упавший на пол журнал, спрятал в сумку. Пассажиры выглядели возбуждёнными, лётчик наматывал круги, сжигая топливо, а мне никак не удавалось прийти в себя. Не люблю спать ни днём, ни вечером: после сна ходишь варёный и ночью вертишься с боку на бок. Ничего хорошего. Вот и сейчас состояние, будто на голову примерили колокол и от души врезали по нему кувалдой. Процессор мозга шумит и отдается эхом в ушах.
Объявили посадку. Самолёт устремился вниз, паника захватила живот и активизировала нервные клетки. Люди замерли в ожидании толчка о землю, шасси коснулось асфальта, самолёт тряхнуло, и он понесся по полосе, завибрировал, останавливая набранную скорость. Я потёр вспотевшие ладошки и выдохнул. С детства боюсь высоты, но полтора суток в душном поезде с пьяными дембелями или ребятами бандитского типа не украшают железные дороги. В России умеют бороться с фобиями.
В аэропорту сообщили о прибытии московского рейса. Родина встречала крепким тридцатиградусным морозом, под ногами хрустел снег, а лицо, привыкшее к умеренному климату, с непривычки щипало и покалывало. Я прошёл до выхода, неся сумку с биркой «ручная кладь», и так как багаж не сдавал, через минуту оказался на улице. Вот он, Новый Уральск, город, где я родился, вырос и научился жить. Город, который я покинул, но всё равно люблю.
У стоянки такси я увидел отца. Высокий статный офицер, не теряющий военного шарма и в гражданской одежде, папа стоял, облокотившись на крышу автомобиля, и курил. Заметив меня, махнул рукой. Обнялись, хлопая друг друга по спине: в сорок шесть старший был в прекрасной форме, обладал недюжинной силой, тренируясь и бегая по утрам, и мои позвонки хрустнули, отдавая дань богатырским мускулам. Душа трепетала. Вдыхая запах отцовского одеколона, я осознавал, что и вправду вернулся. Не в Москве, не в Санкт-Петербурге, и не в Казани, я – дома.
– Вот и приехал, – сказал я.
Как чертовски уютны маленькие города. Главный проспект, широкий, яркий от неоновых вывесок и фонарей, словно жёлтое сердце, от которого отходят сотни артерий-улочек: полутёмных, с серыми панельными домами в пять и девять этажей. На проспект выходят те, кто живёт за сердцем, они шагают по асфальту, щурясь с непривычки от огней, показывают, что тоже являются частью системы и рано ещё их списывать со счетов. Правительство видит в нас мусор, и я, ребята, с вашей свалки.
Уральск не изменился за последние два года. Не прибавилось новостроек и торговых центров, не видно магазинов и бутиков. Но на Комсомольской площади, рядом с театром Драмы и памятником Ленину возвышается высокое здание российского банка. Будто прыщ на лице, оно уродует красивое лицо города. Сегодня появился банк, завтра построят автосалон, послезавтра привезут инвесторов: всё для того, чтобы потребитель насытился и выложил денег в бюджет. Для меня, человека, в детстве бегающего в крохотный ларёк за хлебом, это дико и совестно, я стыжусь и не узнаю родного края. Всё напоминает Москву, муравейник, поглощающий людей пачками и выплёвывающий за борт.