Поезд остановился. Проводник объявил название станции и продолжительность стоянки… Аня торопливо стала собираться, разбудила Алешку и принялась одевать его.
— Приехали уже, мам?
— Приехали, сынок. Давай наденем пальтишко. Вот так, умница!
Удивленный проводник помог ей вынести чемоданы. В кассе сказали, что обратный поезд будет через час. Она купила билет и стала ждать.
Когда Аня вошла в комнату, там было сине от дыма.
— Я так себе и представляла тебя, окутанного дымом, — сказала она.
— Что случилось? — испуганно спросил Матиас. — Что случилось? Почему ты здесь?
— Я не могу оставить тебя одного, — сказала Аня.
— Но ведь ты знаешь…
— Я не хочу, чтобы ты ехал в Канаду, — сказала она и заплакала.
Глава одиннадцатая
1
Прошло несколько дней. В больнице, казалось, все было спокойно. Алексей закончил обход и решил, что сейчас просмотрит статью, прежде чем отослать ее в журнал. Он вытащил из ящика рукопись, положил ее перед собой и собирался уже читать, когда прибежала Люся. Она была очень взволнована.
— Что случилось? — спросил Корепанов.
— Переведите меня из ушного, — сказала она. — Не буду я там больше работать, не могу.
Алексей удивился. Люся считалась одной из лучших сестер-хозяек. Ракитин только несколько дней назад хвалил ее. Говорил, что даже представить себе не может отделение без Стояновой. Больные в ней души не чают. В чем же дело?
— Тебя Юрий Максимович обидел? — спросил Корепанов.
— Нет, он ко мне хорошо относится…
— Почему же тогда?.. Может быть, трудно?
Она взглянула на Корепанова своими голубыми всегда теплыми, а сейчас холодно-колючими глазами:
— Он с больных деньги берет.
— Какие деньги? За что? — опешил Корепанов.
— За все. За то, что на койку положит, — берет. За операцию берет. За то, что во время обхода внимательно посмотрит, — опять же берет.
— Да не может этого быть!
— Завтра должны у нас одного мальчика оперировать, так мать его, тетя Поля, ходит по палатам, деньги одалживает. И у меня просила.
— Может, они ей для чего другого нужны? — спросил Корепанов.
— Да нет же, для него. Вот лежит у нас Иванова Христина. Так она за двести километров три раза приезжала. Миндалины ей удалять нужно. Юрий Максимович все отказывал. Мест нету. А когда она уплатила, сразу место нашлось. Да у нас все знают: кто Юрию Максимовичу уплатил, с тем он во время обхода за руку здоровается. А остальных наспех смотрит. А то и вовсе обойдет. «Температура нормальная. Повязка не промокла? Хорошо, завтра посмотрим».
— А ну-ка, зови сюда эту Иванову и тетю Полю.
— Так они же не скажут, Алексей Платонович. Хоть режьте не скажут.
Да, действительно могут не сказать.
— Хорошо, я с ним поговорю, а ты иди, работай пока.
— Не буду я там работать, — упрямо сказала Люся. — Не могу. Мне все противно там…
— Что еще?.. — спросил Корепанов.
— Что он меня называет «Люси». Что я ему, французская мамзель? Если что нужно для отделения, а на складе нет, он меня сразу в магазин посылает. Полезет в карман за деньгами и: «Сходи, Люси», «Купи, Люси!» Потому у нас и лучше, чем у других, что он за свои деньги все покупает. Но мы-то знаем, что это не его деньги.
— Ко мне в хирургическое пойдешь? — спросил Корепанов. — Только рядовой санитаркой.
— Кем угодно, только бы из ушного забрали.
— Ладно, иди.
«Торговать больничными койками, — думал Корепанов. — Брать с больных за операции, за то, что внимательно посмотрит во время обхода… Ну, подожди, я тебе покажу!»
Однако прежде чем вызвать Ракитина, Корепанов решил посоветоваться с Ульяном Денисовичем. Коваль выслушал Алексея совершенно спокойно. Так, словно давно уже знал о всех этих безобразиях.
— Я вижу, вас это совсем не трогает, — сказал Корепанов. — А я, когда узнал, хотел вызвать его и просто избить, нахлестать по щекам так, чтобы они пузырями вздулись.
— Руководитель должен уметь держать себя в руках, — сказал Ульян Денисович. — Обязан так разговаривать с людьми, чтоб не обижать.
— «Обидеть легко, исправить трудно». Не так ли? — спросил Корепанов. — Мне об этом Мильченко уже говорил. И не раз.
Ульян Денисович сказал, что это афоризм не новый и хорошо бы всем проникнуться мудростью этих слов. Избиение — моральное или физическое — никогда не было методом сильных… А что касается Ракитина, то здесь, кажется, дело проще: принял он человека у себя на дому, взял с него деньги за прием, потом направил в больницу. Вот и разговоры. Закономерный резонанс частной практики… К тому же каждый врач более внимателен к тем, кто тяжелее. Но кое-кто из больных не хочет с этим считаться: самыми тяжелыми они считают себя. Вот им и кажется, что если заплатить… Вряд ли у Ракитина повернется язык требовать. Просто он не отказывается, когда ему дают.