Они пошли смотреть отделения.
В инфекционном и туберкулезном было чисто и тихо.
В кожно-венерическом тоже было чисто, но шумно. Группа парней сидела в коридоре у столика и «резалась в козла».
— Почему так громко? — спросил Корепанов.
— Греемся, — ответил крепкий чернобровый парень в распахнутом — поверх гимнастерки — больничном халате и ухарски сбитой набекрень шапке-ушанке.
Он покосился на Корепанова озорными глазами, потом отвернулся, как ни в чем не бывало выбрал нужную кость и громко стукнул ею по столу.
Гервасий Саввич кивнул на него и сказал:
— Это Никишин. Бузотер.
Никишин сверкнул в его сторону глазами, подождал, пока все поставили кости, потом опять изо всей силы ударил своей по столу.
— А может быть, вы все же прекратите? — спросил Корепанов.
— А вы кто такой будете? — вызывающе посмотрел на него Никишин. — Новый начальник?
— Да, — спокойно ответил Корепанов. — Главный врач.
— Встать! — вдруг, скомандовал Никишин, обращаясь к игрокам, и сам первый вскочил. Принялся оправлять халат. Остальные тоже встали. Особенно резко поднялся тот, что сидел рядом, — плоскогрудый, с франтоватыми усиками на остром лице.
— Вот вас мне и нужно, — сказал Никишин, обращаясь к Алексею, и шагнул ближе. — Имею жалобу.
— Что ж, выкладывайте!.. — улыбнулся Корепанов. Этот парень ему понравился: было в нем что-то лихое, бесшабашное, фронтовое. Над левым карманом гимнастерки красовались три медали. Одна — «За партизанскую славу».
— В палате холодно, товарищ начальник, — громко заявил Никишин.
— Почему холодно? — обернулся Корепанов к завхозу.
Цыбуля крутнул головой и улыбнулся.
— Угля отпускаем по норме, — сказал он. — Десять кило на печку. Так разве ж это уголь? Только и того, что называется уголь. Девки его в печь, а он сквозь колосники — в поддувало.
— Дров надо больше, — сказал Корепанов.
— С дровами и так не дотянем до весны.
— Вы слышите? — повернулся Алексей к парню, который все еще стоял навытяжку. — Уголь плохой, дров мало. Потому и холодно.
— Тогда прикажите мне второе одеяло выдать. Оно у меня хуже других… Дембицкий! Мое одеяло!
Парень с усиками кошкой метнулся в палату и сразу же выскочил оттуда с одеялом в руках, демонстративно развернул его перед Корепановым.
— Разве это одеяло? — спросил Никишин. — Решето!
— Ох, Никишин!.. Ну и Никишин, — крутил головой Цыбуля.
— Распорядитесь выдать ему второе одеяло, — сказал Корепанов завхозу.
— Есть выдать второе одеяло! — с нарочитой подтянутостью ответил Гервасий Саввич, продолжая улыбаться.
— Все? — спросил Алексей Никишина.
— Нет, не все. Мне харчей не хватает.
Алексей сказал, что тут ничего не поделаешь, потому что «харчи» выдаются по норме.
— А мне в партизанском отряде всегда двойную порцию давали, потому что ростом я видите какой! И комплекция — тоже.
И он еще больше подтянулся, выпятив свою широкую грудь.
— Да, комплекция у вас гвардейская, — согласился Корепанов и, обращаясь к Цыбуле, сказал: — Надо добавить, Гервасий Саввич.
Никишин посмотрел на завхоза и едва заметно подморгнул ему.
— Ох и Никишин! Ну и Никишин, — снова покрутил головой Цыбуля, а когда они вышли из отделения, сказал: — Подвели ж вы меня, ох и подвели. Он же — Никишин этот — еще вчера об заклад со мной бился, что вы ему второе одеяло дадите и харчей добавите… Сукин сын, две пачки махорки пропало. От бандеровец!..
— Какой махорки?
— Да той самой, шо я ему проиграл.
— Что же вы меня не предупредили? — улыбнулся Корепанов.
— Так он же с меня слово взял, чтоб вам, значит, ни гу-гу. Ну и нахалюга!
Алексей сказал, что две пачки махорки — совсем небольшая потеря:
— Какой-то философ — не помню какой — говорил, что лучше всего помещены те деньги, которые мы потеряли, так как непосредственно за них мы приобретаем благоразумие.
— Нет, звиняйте, — сказал Цыбуля. — Оно всегда лучше, когда гроши в кармане, и когда махорка в своем кармане — тоже лучше.
— А кто этот услужливый парень с похабными усиками? — спросил Корепанов.
— Костя Дембицкий. Холуйская душа. Но работает в промкомбинате, и нам через него иногда кой-шо достать удается. Вот горбыля достали. Два кубометра. Как это говорится: с поганой овцы хоть шерсти клок. С Никишиным он — разливай не разольешь. Ну, да Никишин его на побегушках держит… Квартиру вашу сегодня смотреть будем или отложим до завтра?