Шубов отказался. Алексей настаивал: опухоль легких удаляли давно, еще лет сорок назад, да и теперь тоже удаляют.
— Мало ли что делали в прошлом и что делают сейчас, — ответил Шубов.
— Но ведь человек с опухолью в легких обречен, — настаивал Корепанов.
— Знаю, — вздохнул Шубов. — Но с опухолью живут, и порой долго живут. А в том, что больная умрет во время операции или вскоре после нее, как ваш Леонов, я не сомневаюсь… Конечно, иногда приходится идти на риск. Но риск имеет свои границы, и тогда он получает название благоразумного. На такой риск я еще могу пойти.
«Что с ней делать? Неужели так стоять и смотреть, опустив руки? Нет ничего в мире страшнее, как стоять и смотреть на обреченного, опустив руки».
— А почему бы нам не отправить ее в Москву? — спросил Ульян Денисович.
«И в самом деле, почему бы не отправить в Москву, в клинику профессора Хорина? Иван Севастьянович как-то говорил, что они еще до войны делали подобные операции. Напишу ему», — решил Алексей.
Он в тот же вечер отправил письмо Ивану Севастьяновичу, приложил к нему выписку из истории болезни Бородиной, рентгеновские снимки.
Через несколько дней пришел ответ. Иван Севастьянович писал, что профессор Хорин разрешает направить Бородину в их клинику.
— Я вот о чем, — сказал Коваль, когда Алексей показал ему письмо. — Поезжайте вместе с Бородиной. И присмотритесь там, в клинике, ко всему. Поверьте, это на пользу: вам все равно придется вернуться к операциям на легких.
Корепанов сначала колебался. В командировку? Сейчас? Когда так много работы?
— У вас всегда будет много работы, — сказал Ульян Денисович. — Поезжайте.
И Алексей решился.
На следующий день он пришел к Малюгину просить разрешения сопровождать больную в Москву, с тем чтобы потом остаться в клинике на полтора-два месяца.
Малюгин заупрямился. Существует порядок. Надо запросить институт. Потом, когда будет получен ответ, — согласовать с министерством. Больную надо отправить как можно скорее? Согласен! Но не обязательно, чтобы сопровождающим был главный врач.
Алексей настаивал. Он должен ехать. И сейчас. И не надо никаких запросов. Там работает Иван Севастьянович. Да и руководитель клиники, профессор Хорин, не чужой человек: бывший главный хирург фронта. Хотите согласовать? Пожалуйста.
— Но это можно сделать и без меня. Гляди, к моему возвращению и ответ прибудет.
Малюгин сдался.
— Сейчас, — сказал он, — только Олесю Петровичу позвоню.
— А вы так не можете, чтобы не согласовывать? — спросил Корепанов.
— Могу, — сказал Малюгин. — Пиши заявление.
5
Накануне отъезда пришли гости — Ульян Денисович, Цыбуля и Лидия Петровна с мужем. Это был высокий широкоплечий человек, с простым немного грубоватым лицом и большими руками. Он стал прокурором еще задолго до войны. Сначала районным, потом городским, а сейчас вот — областным. До того как стать прокурором, он водил райкомовскую машину. А всю юридическую премудрость освоил заочно.
Алексею нравилась в этом человеке страсть к шахматам, молчаливая безудержная страсть.
Архиповна хлопотала на кухне. Лидия Петровна отправилась помогать ей и скоро вернулась, повязанная полотенцем вместо фартука.
— Мы решили вам в дорогу коржичков испечь с маком. Вы любите коржики с маком, Алексей Платонович?
— Да оставьте вы, ради бога, эту стряпню, — взмолился Корепанов.
— Пускай стряпает, — сказал Вербовой. — Как хирург она мне надоела. Так надоела, что хоть развод бери. А вот такая, в белом фартуке, нравится.
— Если бы вы знали, Алексей Платонович, как трудно жить под одной крышей с прокурором. Я всю жизнь больше всего боялась прокуроров. Так судьба-злодейка свела меня именно с прокурором.
— А чем они вам, собственно говоря, не нравятся, прокуроры? — спросил Ульян Денисович.
— У них мысли такие же сухие и абсолютно вразумительные, как фразы их обвинительных заключений.
— А разве это плохо, когда фразы вразумительны? — спросил Корепанов.
— Плохо, — ответила Вербовая, — они не оставляют места для размышлений. Они обозначают только то, что обозначают. А это скучно.
Вербовой внимательно посмотрел на шахматную доску, потом переставил фигуру и вдруг с досадой ударил кулаком по столу.