Алексей вспомнил Светлую Пристань — небольшое село, расположенное на полуострове, в излучине реки, на, крутом берегу. Река здесь разлилась широко, образуя богатую пойму.
«Ведь вот как получается в жизни, — думал Корепанов. — Был я летом в этой Светлой Пристани, ночевал там, с фельдшером на рыбалку ездил и, может быть, мимо хаты дяди Саши проходил и не знал даже, что он совсем близко».
Алексей поинтересовался, как с хлебом. Лачугин вздохнул.
— Если бы не дополнительная заготовка, дотянули бы до нового, а так… — Он рассказал о партийном собрании, о том, что сам предложил сдать хлеб.
— А зачем на дополнительную соглашались? — спросил Стельмах.
— В том-то и дело, что не соглашались, — сказал Лачугин. — Приехал товарищ из области, агитировал на партийном собрании, не соглашались. Ну вот, я свое слово и сказал. Потом и на общем собрании тоже выступил… Убедили народ…
— Сам свою семью на голодный паек посадил, — заметил Стельмах.
Лачугин посуровел.
— Тебе этого не понять.
— В школе меня, между прочим, считали сообразительным, и мама моя тоже считала. Чего же мне не понять?
— Есть такое слово у нас, большевиков: «Нужно!» — сказал Лачугин. — Надо было воевать — воевали. У меня этих ран не счесть. У тебя — тоже. И Алексею Платоновичу, знаю, досталось.
— Причем тут раны? — спросил Стельмах.
— А притом, что мы своей жизни для Родины не жалели, так неужто хлеба пожалеем? Приехал товарищ, говорит: «Нужно!» Я же понимаю: это не он говорит. Это партия говорит: Сталин говорит. Так я понимаю.
Утром, перед завтраком, Алексей сказал:
— По вчерашнему разговору я понял, Александр Иванович, что тебе нелегко… Возьми вот. — И он протянул ему пачку сотенных ассигнаций.
Лачугин запротестовал. Да ни за что на свете!..
— Вот ты какой, Александр Иванович, — произнес Алексей. — Какой же ты коммунист после этого?
— Не понимаю, о чем ты, Алексей Платонович, — удивился Лачугин.
Алексей объяснил:
— Трудно тебе. Я хочу помочь, а ты отказываешься. Пойми, я ведь на двух ставках работаю. А живем мы вдвоем с Архиповной. И продуктовые карточки у нас тоже на двоих. Много ли нам нужно?
— Деньги для чего копил? — спросил Лачугин.
— Лодку моторную хотел приобрести, потом раздумал, решил простую купить. Вот и остались деньги… Бери, Александр Иванович. Они же тебе нужны. Да и не подачку я тебе даю, а взаймы. Разбогатеешь — вернешь. Ведь семья у тебя, пять душ. О детях думать надо.
— Ладно, Алексей Платонович. Большое тебе спасибо.
Они сели завтракать. Лачугин ел медленно. Потом, уже за чаем, спросил:
— А как же Анна Сергеевна, Алексей Платонович? Мне Стельмах говорил. Но я думаю, если ты ее мертвой не видел, значит…
— Ничего это не значит, — ответил Корепанов.
— Ведь не хоронил ты ее, Алексей Платонович…
— Разве мало их, непохороненных, осталось?.. Вот забыть не могу, это верно.
Лачугин несколько минут молчал, помешивая ложечкой в стакане, потом сказал:
— Я ведь своих тоже несколько лет мертвыми считал.
— То совсем другое, Александр Иванович, — тихо ответил Корепанов.
9
Иногда смутные, неопределенные желания и стремления долго роятся в голове, потом вдруг — чаще всего совершенно неожиданно — превращаются в четкие, на редкость ясные и твердые решения. Так было и у Ани с неудержимым влечением вернуться на родину.
Она думала о возвращении. Она думала об этом с той минуты, как сознание впервые после тяжелой контузии вернулось к ней. Она все время думала об этом — и днем, за работой, и ночью, когда бессонница не давала сомкнуть глаз. Но эти мысли походили скорей на фантастические мечтания, чем на раздумья о чем-то реально возможном.
Ее все время угнетало какое-то неосознанное чувство тревоги, которое порой перерастало в безотчетный страх. И она не знала, откуда идет этот страх. А это был страх за ребенка, боязнь пуститься с ним в дорогу одной, без Янсена. Здесь, она знала, у ее сына каждый день будет кружка молока, ломоть свежего хлеба и хороший присмотр. Знала, что, возвратившись домой, она застанет его чистым и накормленным, радостно смеющимся. А вечером Янсен будет возиться с ним, подымая веселую кутерьму… Она боялась потерять все это. Потерять Янсена. Она чувствовала, что связывает его. Он все время надеется, что она образумится и уедет вместе с ним куда-нибудь в Канаду или другую страну… А она ведь никогда не поедет. Если б он согласился вернуться на родину, как все было бы просто!.. Она знала, что рано или поздно придется решать — остаться с Янсеном или развязать ему руки. Понимала, что долго продолжаться так не может. Но решиться на что-нибудь не могла.