Последнее утверждение затрагивает некоторые независимые от этого аргумента проблемы ИИ, и нам стоит на минуту отвлечься и кое-что объяснить. Если сильная версия ИИ претендует на то, чтобы стать ветвью психологии, она должна уметь отличать ментальные системы от систем, таковыми не являющихся. Она должна отличать принципы, по которым работает разум, от принципов, по которым работают нементальные системы, иначе она будет неспособна объяснить специфику ментального. Различие между ментальным-нементальным не может быть только в мозгу наблюдателя; оно должно быть неотъемлемой частью самих систем, иначе любой наблюдатель сможет обращаться с людьми, как с неодушевленными предметами, а ураганы считать разумными существами. Однако в литературе по ИИ это различие до такой степени смазано, что в конце концов ИИ может потерять право называться исследованием когнитивного. Например, Маккарти пишет: “Можно сказать, что даже такие простые механизмы, как термостаты, имеют убеждения, а наличие убеждений, как нам кажется, является характеристикой большинства механизмов, способных к решению задач” (McCarthy, 1979). Любой, кто считает что сильная версия ИИ заслуживает называться теорией разума, должен подумать над тем, что следует из подобных утверждений. Нам предлагают принять за открытие ИИ утверждение о том, что висящий на стене кусок металла, которым мы пользуемся для регулирования температуры, имеет убеждения точно так же, как мы, наши супруги и наши дети, и более того, о том, что “большинство” других механизмов в комнате — телефон, магнитофон, калькулятор, электрический выключатель — тоже имеют убеждения в буквальном смысле слова. В этой статье я не собираюсь спорить с Маккарти, поэтому привожу это утверждение без доказательств. Изучение разума начинается с утверждения о том, что люди имеют убеждения, а термостаты, телефоны и калькуляторы — нет. Если ваша теория оспаривает это утверждение, вы получили контрпример и ваша теория оказывается неверной. Складывается впечатление, что сторонники ИИ, пишущие подобные вещи, думают, что могут себе это позволить, поскольку не принимают этого всерьез и не думают, что кто-либо относится к этому серьезно. Я предлагаю, по крайней мере на время, отнестись к этому с полной серьезностью. Что понадобилось бы для того, чтобы представить, что эта кучка металла на стене обладает настоящими убеждениями; убеждениями направленными и интенциональными; желаниями, могущими быть удовлетворенными; убеждениями, могущими быть слабыми или сильными; убеждениями нервными, тревожными или уверенными; догматическими, рациональными или полными предрассудков убеждениями — любым типом убеждений. Термостат исключается из кандидатов. Также не являются возможными кандидатами желудок, печень, калькулятор или телефон. Тем не менее, поскольку мы принимаем эту идею всерьез, заметьте, что ее истинность была бы смертельной для утверждения сильной версии ИИ о том, что она является наукой о разуме, поскольку теперь разум оказался бы повсюду. Мы же хотели узнать, что отличает разум от термостатов и желудков. Если бы Маккарти был прав, сильная версия ИИ никогда не смогла бы ответить на этот вопрос.
2. Ответ роботов (Иель). “Предположим, что мы написали бы программу, отличную от программы Шенка. Представьте, что мы вставили бы компьютер внутрь робота. Этот компьютер не только принимал бы формальные символы в качестве входных данных и выдавал бы формальные символы в качестве выходных данных — он управлял бы роботом таким образом, что робот делал бы нечто, напоминающее восприятие, ходьбу, разнообразные движения, еду, питье — все, что вы хотите. В робота, например, может быть встроена телекамера, позволяющая ему видеть; у него могут быть руки и ноги, позволяющие ему “действовать”, и все это будет контролироваться его компьютерным “мозгом”. Подобный робот, в отличие от компьютера Шенка, будет способен на действительное понимание и другие ментальные состояния”.
Первое, что бросается в глаза в этом ответе, это то, что он молча соглашается с тем, что понимание — это нечто большее, чем манипуляция формальными символами, поскольку этот ответ добавляет множество каузальных отношений с миром (Fodor, 1980). Наш ответ на это заключается в том, что добавление “моторных” или “сенсорных” возможностей не добавляет ничего к когнитивным или интенциональным возможностям первоначальной программы Шенка. Чтобы в этом убедиться, достаточно заметить, что тот же мысленный эксперимент приложим и в случае с роботом. Представьте, что вместо компьютера, помещенного в робота, вы поместите меня в комнату и снова, как и в первоначальном китайском эксперименте, дадите мне китайские символы и инструкции по-английски для соотношения одних китайских символов с другими китайскими символами и выдачи “на-гора” третьих китайских символов. Представьте, что, хотя мне об этом ничего не известно, некоторые китайские символы поступают ко мне из телевизионной камеры, прикрепленной к роботу, а некоторые китайские символы, произведенные мной, приводят в действие моторы внутри робота, двигающие его руками и ногами. Важно подчеркнуть, что я лишь манипулирую формальными символами. Я получаю “информацию” от “перцептуального” аппарата робота и даю инструкции его “моторному” аппарату, ничего об этом не подозревая. Я являюсь “гомункулюсом” этого робота, но, в отличие от традиционного гомункулюса, я не знаю, что происходит. Я не понимаю ничего, кроме правил манипуляции символами. Я утверждаю, что в этом случае робот лишен какой бы то ни было интенциональности; он просто передвигается в результате действия его электрических соединений и программы. Кроме того, представляя в данном случае эту программу, я также лишен относящихся к делу интенциональных состояний. Я только следую формальным инструкциям по манипуляции формальными символами.
3. Ответ имитации мозга (Беркли и Массачуссеттский Технологический институт). “Предположим, что мы разработали программу, которая не представляет информацию о мире, подобную информации в текстах Шенка. Вместо этого программа в точности симулирует процесс нервной деятельности в мозгу китайца, когда тот понимает рассказы по-китайски и отвечает на вопросы о них. Машина принимает в качестве входных данных рассказы и вопросы о них, симулирует формальную структуру мозгов китайца, понимающего эти рассказы, и производит в качестве выходных данных китайские символы. Мы можем даже вообразить, что вместо одной-единственной программы в машине работают множество параллельных программ, подобно тому, как предположительно работает человеческий мозг в процессе понимания человеческого языка. В таком случае нам придется признать, что машина понимает рассказы. Если мы откажемся это сказать, не придется ли нам отказать в понимании и самому китайцу? На уровне синапсов, какая разница между программой нашего компьютера и программой мозга китайца?”
Прежде, чем ответить на это возражение, я замечу, что это очень странное возражение для любого сторонника ИИ (или функционализма и т.п.). Мне казалось, что идея сильной версии ИИ состоит именно в том, что для понимания работы разума не обязательно понимать, как работает мозг. Я думал, что основная гипотеза сторонников этой версии состоит в том, что существует некий уровень мыслительной деятельности, на котором производятся манипуляции с формальными элементами. Именно это является основой разума и может быть реализовано в различных мозговых процессах, так же, как любая компьютерная программа может работать на различной аппаратуре. Сильная версия ИИ считает, что программа для компьютера — то же, что разум для мозга. Таким образом мы можем понять разум, не вдаваясь в нейрофизиологию. Если бы для занятий ИИ нам было бы необходимо понять, как работает мозг, то нам вообще не понадобилась бы такая наука, как ИИ. И все же такой близкий подход к работе мозга еще не достаточен, чтобы произвести понимание. Чтобы в этом убедиться, представьте себе, что вместо человека, работающего с формальными символами, в комнате сидит человек, оперирующий системой водопроводных труб, соединенных клапанами. Когда он получает китайские символы, он сверяется с написанной по-английски программой, и начинает открывать и закрывать определенные клапаны. Каждое соединение соответствует синапсу в мозгу китайца, и вся система настроена так, что после всех манипуляций с клапанами нужные китайские символы появляются с другого конца труб.