Солдаты, завидев печальное положение возка, загоготали было, но разглядев хозяев, благочестиво согнали ухмылки с лиц.
- Удачная встреча, ваши святейшества, - остановились они рядом с Вильгельмом. Тот поморщился от нарушения этикета приветствия, но поправлять не стал.
- Вечера доброго. Вы можете наладить нашу ось и колесо?
Солдаты, даже не глядя, дружно замотали головами:
- Не. Тут кузнеца надобно. И тележника.
- Откуда мы едем, в часе ходьбы деревня. Там есть, кому вам пособить. И ночлег найдётся.
- Медвежий угол, конечно…
- Не к ночи будь помянуто…
- Вы люди сэра… Ричарда… который держит замок… Голдон… от графа Линкольна? – перебил их Вильгельм, с трудом вспомнив имя мелкого дворянчика, наделённого доверием его светлости.
- Глейдон, - машинально поправил его Теобальд, но не удостоился и взгляда.
- Точно так, ваше святейшество, - кивнул один из всадников. – Глейдон.
- Конечно, Глейдон нам не по пути, и заезжать туда мы не собирались… Но человек полагает, а Господь располагает, - развёл руками дознаватель. – Довезёте нас туда с моим секретарём, а Стефан, Жюль и Освин пешком отправятся в эту вашу медвежью деревню.
- Но…
- Позаботьтесь о багаже. Заберёте нас из замка, когда почините этот возок или найдёте новый. И не мешкайте, - отдал он распоряжение свите и шагнул к одному из всадников, поддёргивая сутану. – Спешивайся, сын мой. Поедешь сзади.
Замок Глейдон, нависавший над дорогой в темноте как скала, встретил усталых и продрогших путников светом факелов у ворот, давно опущенным мостом, утонувшим в грязи, хриплым лаем волкодавов и удивлёнными выкликами часовых в надвратной башне:
- Кого это Тив и Тунор подобрали?
- Гляди, священники! Крест мне на пузо, настоящие священники в нашей дыре!
- Вроде, помирать у нас больше никто не собирался? – встревожился йомен во дворе, но когда под слоем грязи разглядел, кто изволил пожаловать, быстро отправил часового к сэру Ричарду, а слугам приказал носить горячую воду для омовения гостей.
Дознаватель спешился, не дожидаясь, пока слуги подтащат под ноги колоду, вежливо, но коротко поприветствовал хозяина замка и пошёл в мыльню за торопливо крестившимся и всё время оглядывавшимся хромым стариком. Секретарь остался беседовать с хозяином, «очаровывать муравьёв», как с иронией называл этот процесс Вильгельм. Это равному можно бросить улыбку и рукопожатие и погрузиться в свои мысли, а низший затаит обиду, поэтому хочешь или нет – а noblesse oblige. Сам дознаватель и в лучшие-то времена не был любителем никчёмных расспросов об урожае, погоде, охоте, здоровье детей и собак, и только политические соображения могли заставить его улыбаться и понимающе кивать в таких беседах. Теперь же – тем более. Пусть Тео потрудится. В последний раз.
«Четырнадцать лет!..» Восклицание Теобальда крутилось в голове, пока дознаватель раздевался перед исходящей белёсым паром бочкой, брезгливо передавая слуге пропитанную грязью дорожную одежду. Как будто ему, Вильгельму, нравилось жечь сопливых девчонок и беззубых старух! Точно секретарь перестал понимать, что только дай слабину, как дьявольские отродья своими вкрадчивыми соблазнами сгубят всю паству, потому что стадо – оно стадо и есть! «Враг разрушает всё, к чему прикоснётся, а эта девочка исцеляла…» Козни коллег, еретики, колдуны – мало ему этого было, так теперь добавился еще и секретарь, ударившийся в ересь на почве сентиментальности! «Дар не Врага, но Господа»! Это ж додуматься надо!..
Сапоги, рассыпая ошмётки глины, полетели в ноги слуге. Тот съёжился, как от удара.
- Под горячую руку не попадай, - смутившись, буркнул Вильгельм, и старик закивал облегчённо: это понятно, это привычно. Правило горячей руки его брат усваивал с детства.
Чувствуя себя виноватым, дознаватель отыскал серебряную монету в кошеле, брошенном на лавку у бочки, и положил старику на ладонь:
- За труды твои. Почисти обувь и принеси сухое, пока я моюсь.
Рассыпаясь в благодарностях, слуга выбежал косолапо, оставляя высокого гостя откисать в обжигающей воде с ароматом мяты и вереска и вариться в собственной горечи. «Отчего человек, исполняющий свой долг, другим кажется каким-то монстром? Иногда надо жертвовать десятками, чтобы спасти тысячи! Жизнь – это ложе, устеленное шёлком и утыканное стальными шипами! Но если Бог с нами, кто против нас?» Однако привычные слова, затверженные, как чудотворная молитва, облегчения сейчас не принесли.