Не к месту ли?..
Вильгельм взмахнул рукой, истово крестясь, будто мечом рубил дурные мысли: «Pater noster, qui es in caelis! Sanctificetur nomen tuum!..»
Господи, прости болвана… Придёт же в голову такая дичь! Он-то душу Врагу не продавал! Откуда у него взяться Вражьей силе?! Но слова Теобальда, ересь непрошенная, всплыли в памяти, как стилетом в сердце: «Мы сами пришли к выводу, что это знак дьявола… А если мы ошибались?»
Будь он проклят, чёртов ханжа! Они признались! Они все признались, некоторые – даже до начала допроса!.. Но язвительный внутренний голос заметил: «Увидев не то, что орудия труда братьев Стефана и Жюля, а только их самих, кто угодно вмиг признается в чём угодно».
Да. Так. Но колдуны-то признавались, потому что были виновны!!!..
- Дальше я сам! - вырвав руку из железной хватки кастеляна, остановился он у винтовой лестницы, ведущей наверх. Обиженное недоумение хозяина стало ему ответом, и Вильгельм, смягчив тон, поспешил добавить: – Благодарю за ваше внимание, сэр Ричард. Я, конечно, утомился… за последние дни… но не до такой степени, чтобы не одолеть несколько десятков ступеней.
- Конечно, конечно. Не смею перечить, - закивал рыцарь. – Но если что-то надобно…
- Я знаю, где вас найти, - попытался улыбнуться дознаватель.
Судя по выражению лица хозяина замка, попытка его оставляла желать много лучшего.
В комнате, отведённой им с Теобальдом, было темно: закрытые от холода ставни не пропускали свет, камин, растопленный утром, погас, только на низком столике перед распятием горела свеча. На голом полу перед ним стоял на коленях секретарь и тихо молился. Вильгельм, не говоря ни слова, опустился рядом, закрыл глаза и попробовал окунуться в привычный молитвенный полу-транс – но тщетно. Мысли возвращались к одному, невероятному, нелепому, противному всякому здравому смыслу предположению, от которого тошнота подступала к горлу и в желудке леденело. «Если я окажусь колдуном… станет ли Теобальд меня допрашивать… или сразу отправит на костёр? Или если я раскаюсь… и признаюсь… - в чём?! Я ни в чём не виноват! – если я признаюсь, что виновен… может, смогу уйти простым монахом в дальний монастырь?» Но в памяти всплывал голос секретаря: «Отчего было не сослать ее пожизненно в монастырь?..» - и его ответ. И взгляд Теобальда. И его лицо…
Лёд в груди затвердел. Если Тео хоть что-то взял от него, лёгкого пути на тот свет не будет, хоть в ад, хоть в рай. «Но я… Но ничего ведь не было! Ни продажи души, ни сговора с Врагом, ни грехопадения – ничего! Или было?.. Может, я… просто… не помню? Может, приходил ко мне Враг… искушал… и слаб я оказался в вере своей?.. Нет. Я помню всё, что происходило в последние дни, и даже недели и месяцы. Я не виноват. Девой Марией поклянусь кому угодно: моя совесть чиста! Я просто не виноват – и всё! Не виноват!!!..» И тут же – новое воспоминание о десятках расследований, когда люди шептали, вопили, стонали эти же слова.
Нет, не люди! Адовы выкормыши! Колдуны!
«Такие, как я теперь…»
«А если мы ошибались?..»
Разъярённо Вильгельм тряхнул головой: нет! Церковь не может ошибаться! И с ним всё в порядке! Он просто устал! Или болен! Или скоро сдохнет – но от болезни или усталости, не обугливаясь заживо на костре! И всё остальное – совпадения, морок, козни дьявола! Сгинь! Изыди, нечистый!
От яростного отрицания на душе полегчало. Может, и впрямь всё дело в постоянном утомлении, полутьме в зале, слабости зрения кастеляна или его тупости… Да мало ли причин не рассмотреть цвет глаз другого человека! К тому же, если бы у него белки застила серая пелена, тут ни у кого даже в полумраке сомнений бы не было! И придёт же подобное в голову, Господи, прости…
Обессиленный спором с самим собой, Вильгельм опустился на кровать и тут же заснул.
Скрип открывающейся двери разбудил его.
- Сэр Ричард просят его перподобие спуститься к ужину! – оттарабанил мальчишеский голос. В образовавшийся просвет просунулась рука, опустила на пол выстиранную сутану, поставила на нее зажжённый фонарь, и сразу – топот босых ног вниз по лестнице.