В щель между створками ставен не пробивалось даже слабого лучика света. Уже вечер? Дождя не было слышно: первая хорошая новость за день. Вильгельм отбросил одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его во время сна, плеснул в лицо ледяной водой из шайки, утёрся рукавом и бережно повесил сутану на спинку кровати. Мирское можно сменить на церковное потом, не запачкать бы часом за ужином. Ужин – это вторая хорошая новость за день. Так ведь и избаловаться можно…
Вспомнив события дня и свои страхи, он передёрнул плечами и на всякий случай потрогал глаза. Вроде, обычные… В темноте не видят… не светятся… если даже и должны. Вильгельм усмехнулся, отгоняя остатки дурных мыслей. И придёт же на ум подобный бред! Верно, и впрямь переутомился. Из троих дознавателей он один чего-то стоит, и епископ это понимает. Второй дознаватель получил эту должность по протекции, третий за взятки, и пользы от них – как от пыли на их столах. Не мудрено, что самые ответственные и сложные поручения по всем уголкам графства даются ему! Когда он в последний раз отдыхал больше суток? Полгода, год назад?..
Столы в общем зале снова были накрыты, и все четыре огромных камина в стенах горели, разливая свет и тепло. При его появлении обитатели замка встали. И не успел дознаватель понять, что происходит, как к ногам его бросились горничная леди Аннелиз и йомен.
- Исцелилася я, ваше переосвященство!
- Спасибо, спасибо!
Вильгельм остановился, как вкопанный. Взгляд его заметался с лица служанки на обнажённую до локтя руку старика и обратно. Без единого следа от недугов, оба.
- Чудо!.. – зашелестели шепотки над столом, - Это святой! Святой!
Один за другим, крестясь, люди начали опускаться на колени. Взоры их, к жутковатому холодку в душе дознавателя, устремлялись на его лицо. Ему в глаза.
Теобальд встал из-за главного стола – растрёпанный, бледный – и шагнул к Вильгельму. Взгляды их встретились, секретарь протянул к нему руки, будто силясь что-то отдать или забрать – и беспомощно опустил.
- Ваше… преподобие… Ваши… глаза…
- Сгинь!!!..
Дознаватель отпихнул распростёршихся перед ним людей и помчался вверх по лестнице.
Неприятие, отчаяние, возмущение, страх, ярость, и снова отчаяние застилали глаза и лишали разума. Вильгельм метался по комнате, натыкаясь на мебель и стены и не в силах даже молиться. Бред! Дичь! Безумие! Несколько раз он щипал себя до боли, чтобы сбежать из этого богомерзкого сна – но кроме синяков на предплечьях иного результата не пришло. Он не колдун! Этого не может быть! Он – слуга Господа! Он верен был Его слову всю жизнь, жил по Его заповедям, ложился и вставал с Его именем на устах, выдирал с корнем скверну, не жалея себя и других!
«А если мы ошибались?..» – эхо недавнего разговора снова отдалось в памяти, заставляя сердце пропустить удар.
- Мы не могли ошибаться!
Голос Вильгельма прозвучал хрипло, как карканье, пугая его самого. Воронья карусель над головой изломанной пытками Эммы де Гало на главной площади Кольбека костром вспыхнула в памяти. В груди захолодело: предательское воображение нарисовало ему ту же сцену – но с собой в главной роли. Это не девочка четырнадцати лет, а он стоит на куче дров, привязанный к столбу. Не чтобы не сбежал – чтоб не упал: с раздробленными стопами и коленями далеко не убежишь. И не он, а Теобальд зачитывает с помоста приговор: «…отправить грешную душу на суд Тому, Кто дал ее…» Вот только доброго лекаря со снадобьем забвения для него не найдётся. Но он, Вильгельм, даже костру будет рад: после нескольких дней допросов смерть в огне покажется быстрой и сладкой. Тем более что под пытками ему не отстоять своего доброго имени: он признается во всех грехах человечества при первом же наложении раскалённого железа или даже раньше. Как Эмма де Гало…
«А если это дар не Врага, но Господа нашего?..»
Тео – еретик!!!
А если нет? Что тогда получается? Что все сероглазые осуждены напрасно? Что их смерти – на его совести? Что дар Господа отринул он в слепоте своей, приняв за ковы Врага?!
- Изыди!!!..
Священник ударил кулаками об стену, еще раз, и еще, и еще – не чувствуя боли. Проклятый Теобальд! Ничтожный секретаришка со своим кротовьим прозрением! Это всё из-за него! «Ах, как он хотел бы, наверное, чтобы я…»