Образы некоторых пациентов и мысли о них прямо-таки преследовали ее, и она подозревала, что будет еще много лет беспокоиться о том, что с ними стало. Особенно ее сердце затронула одна молодая женщина бледной, эфирной красоты, которая выглядела как ангел, нарисованный Фра Анджелико. Иногда она начинала ужасно кричать.
— Почему она кричит? — спросила Бренвен у сестры.
— Потому что слышит голоса, и что бы эти голоса ни говорили ей, это, должно быть, что-то страшное.
Санитарка увела кричащего ангела, и Бренвен никогда больше ее не видела и так и не узнала, как ее зовут; но лицо этой женщины стояло у нее перед глазами несколько недель.
К осени Бренвен уже заканчивала свою программу, прослеживая путь тех пациентов, которые были переведены из больниц на амбулаторное лечение в центрах психиатрической реабилитации. Большинство из них недолго принимали положенный курс лечения: они либо возвращались назад в клинику, или просто исчезали.
— Куда они уходят? — спросила Бренвен у социального работника.
— На улицы, — ответил ей тот.
И Бренвен тоже отправилась на улицы. Она искала следы тех пациентов, которых наметила для интервью перед камерами, и именно таким путем узнала о вашингтонских бездомных.
Она нашла их всех — за исключением Сестры Эмеральд Перл. Сестра Эмеральд Перл была огромной негритянкой, которая пела и разговаривала с Богом; только когда действие лекарства заканчивалось или Сестра забывала принять его, что случалось довольно часто, она разговаривала с Богом на очень непристойном языке, языке, который социальный работник назвал «несоответствующим». Разыскивая Сестру Эмеральд Перл, Бренвен и познакомилась с Ксавье.
Она стояла на потрескавшемся тротуаре в запущенной, грязной, опасной части города. Она не нашла Сестру, но отыскала кое-что другое: идею для следующей программы, программы о бездомных, об уродливой стороне этого города, чью красоту и историю она когда-то восторженно описывала в широко показанных по телевидению программах. Она думала, что должна снять подобную программу ради себя, ради города, а главное, ради бездомных. Эта идея настолько глубоко поглотила ее, что она просто стояла на улице, перестав на какое-то мгновение видеть то, что ее окружало.
Голос мужчины, который она услышала прежде, чем повернулась к нему лицом, был одним из самых прекрасных, которые ей доводилось когда-либо слышать в своей жизни. Низкий, сильный и глубокий, он был похож на объятия. Это был голос, который вы не слышите, а переживаете, и Бренвен поняла, что не имеет ни малейшего представления о смысле произнесенных им слов. Она обернулась и сказала:
— Извините, я не совсем поняла. Что вы сказали?
— Я сказал, могу ли я вам чем-нибудь помочь? Вы потерялись, заблудились?
Мужчина был таким же притягательным, как и его голос. Он был красив какой-то темной красотой: густые черные волосы и глаза, такие же черные, глубокие и блестящие, как священное озеро в глубине леса. Кожа была смуглой и гладкой, как будто бы он постоянно загорал, а на лице довольно явственно выступали скулы, похоже, среди его предков были индейцы. Он был около шести футов ростом, с массивной фигурой и одет как рабочий: синяя рубашка с длинными рукавами, расстегнутая у шеи, так что была видна надетая под ней майка, вылинявшие джинсы и джинсовая куртка, коричневые рабочие ботинки на толстой подошве с желтыми шнурками. Посмотрев на него, Бренвен моргнула; он, казалось, горел каким-то внутренним огнем.
— Я не заблудилась, — сказала она, собравшись с мыслями, — но ищу тех, кто мог заблудиться. Возможно, вы могли бы помочь мне в этом.
— О? — Он рассматривал ее с долей дурного предчувствия, но оно исчезло так внезапно и бесповоротно, как будто бы он выключил его поворотом рубильника. — Может, я смогу вам помочь, а может быть, и нет.
Бренвен бесстрашно продолжала:
— Ее зовут Сестра Эмеральд Перл. На самом деле у нее есть какое-то другое, настоящее имя, но она себя называет именно так. Это негритянка, где-то около сорока лет, ростом пять футов десять дюймов, весом триста фунтов — по-настоящему крупная женщина. И она поет почти все время, просто так. Если она где-то здесь, то ее трудно не заметить.
— А почему вы думаете, что она где-то здесь? Вы-то явно живете далеко отсюда. — Когда Бренвен описывала женщину, на его губах заиграла легкая улыбка, но она быстро исчезла. Он снова был сама осторожность и сдержанность.