Вся красота этого плана заключалась в том, что Гарри будет благодарить его за это, он будет целовать ему руки и пресмыкаться перед ним в благодарность за рекомендацию, которой он так жаждал. Слухи о существовании этой группы уже давно ходили в оккультных кругах, но ее название никто даже не осмеливался прошептать. Название Когносченти было известно только немногим избранным. Джейсон заслужил право узнать его. Джейсон многие годы проработал на них, ведя их дела в таких сферах, о которых даже в оккультных кругах никогда не мечтают. Служа им, Джейсон стал богатым и могущественным. Сейчас он назовет запретное имя Гарри и тем самым подпишет ему приговор.
Следующей будет Бренвен. О Бренвен он позаботится лично. Когносченти не смогут помешать ему возвратиться в Вашингтон, во всяком случае, не сейчас, когда он стал таким же могущественным, как и они. А он действительно стал таким же могущественным. Не в Черной магии, нет, но в тех сферах, которые мир понимает лучше. Сейчас наконец он сможет заняться отмщением Бренвен. Как только он избавится от Гарри. Он снова хмыкнул, и смешок превратился в ужасный смех с демоническим оттенком.
На месте, отведенном для стоянки автомобиля Бренвен перед ее домом, была припаркована какая-то странная машина. Она увидела ее за полквартала. Сначала ее охватило раздражение от возникшего неудобства, и она подумала, что новые жильцы из средней квартиры необдуманно позволили своим гостям занять чужое место. Что ж, гостям придется просто убрать свою машину, потому что было уже поздно, темно и холодно, и Бренвен не собиралась выискивать место для парковки на улице. Но когда она подъехала к стоянке, огни ее машины высветили в этом автомобиле фигуру человека, который сидел внутри. Судя по ширине плеч и коротким волосам, это был мужчина. Кто мог ожидать ее, сидя в машине на месте, предназначенном для парковки ее автомобиля? Она никого не ждала и машины своих друзей знала хорошо. Ее охватила тревога, и она автоматически нажала на кнопку, которая блокировала все четыре двери ее «вольво». Она решила проехать мимо стоянки и вызвать полицию с ближайшего телефона-автомата.
Но, приблизившись к странному автомобилю, с удивлением обнаружила, что это был черный «линкольн» с правительственными номерами — машины такого типа всегда предоставлялись высоким зарубежным гостям. Она замедлила движение, чувствуя сейчас больше любопытство, чем тревогу. Мужчина зашевелился. Его изящные грациозные движения, когда он выбирался из машины, показались ей страшно знакомыми. Он поднял голову, и Бренвен увидела его лицо.
Уилл! Уилл Трейси! Она резко затормозила, заглушила мотор и без малейших угрызений совести оставила свой «вольво» загораживать выезд со стоянки.
— Уилл! — Она подбежала к нему и упала в его объятия. — О, Уилл, это действительно ты! Я не могу поверить в это! — Как прекрасно было ощущать рядом его длинное высокое тело и каким знакомым, даже через толстое пальто, оно ей казалось.
— Привет, Бренвен. — В течение какого-то момента это было все, что он мог произнести. Затем добавил: — Я ожидал тебя. Я поехал на PBS, и они сказали мне, что ты уже ушла с работы. Я пытался дозвониться до тебя, но не смог и поэтому решил приехать сюда и дожидаться твоего возвращения. Похоже, что я занял твое место для парковки. Здесь больше ничего не было. Мне, наверное, лучше передвинуть машину…
— О, к черту парковку. Если кому-то не понравится, что моя машина заблокировала проезд, они знают, где меня найти. Я просто не могу поверить, что ты здесь! Пойдем в квартиру. Мы уже столько лет не виделись.
Она налила ему бренди, потому что он выглядел почти замороженным; затем налила бренди и себе, ибо дрожала до самых кончиков пальцев. Наконец, когда они уселись в разных углах кушетки, она позволила себе как следует всмотреться в него. Уилл стал выглядеть старше, это она заметила прежде всего. Но возраст ему шел: он стал выглядеть так, как этого требовали его черты. Его залысины стали еще больше, но это лишь подчеркивало благородную высоту лба и делало глаза очень большими. Глаза были такими же ясными и светло-карими, какими она их запомнила, и в них была видна та же доброта. Широкий рот стал менее подвижным и более скульптурным. Во всем его лице была какая-то скрытая торжественность, как будто бы он видел и чувствовал многое, о чем предпочитал молчать. Его руки, казавшиеся Бренвен настолько знакомыми, что кончики ее пальцев покалывало при мысли об этом, согревали своими длинными пальцами бокал с бренди.