— Я хотела взять напрокат машину. Я подумала, что она мне понадобится — например, чтобы съездить в Рейвен-Хилл к Бичерам. В моем распоряжении несколько дней. Я сказала, что у меня срочное дело и не знаю, сколько времени потребуется на его решение. Э-э… я так понимаю, что Уилл еще не приехал? Ты знаешь, когда его ожидать? Есть что-нибудь еще, чего ты не сказала мне по телефону?
Ответил Джим:
— Он прилетит на военном реактивном самолете в Лэнгли сегодня после обеда. Я поеду за ним. Я полагаю, что он пробудет у нас два-три дня, пока они не закончат беседовать с ним, а потом сообщат его отцу, что он вернулся. Если судить по тому, как с ним обращаются, то он скорее всего был тайным агентом — если, конечно, отбросить тот факт, что они разрешили ему жить здесь — но Эллен говорит, что, насколько ей известно, он не был никаким агентом. Конечно, она этого и не знала бы. А как по-твоему, Бренвен, ты думаешь, Уилл был агентом?
— Нет. Он даже сам сказал мне, что не был.
— Ну что ж, может быть. Вчера я разговаривал с одним типом из ЦРУ, который помог вытащить Уилла оттуда. Он тоже отрицал, что Уилл сотрудничал с ними, но, конечно, там, где работал я, мы не очень доверяли словам ребят из ЦРУ. Как бы то ни было, этот парень из ЦРУ рассказал, что один из их людей в Саудовской Аравии узнал, что в маленьком селе на берегу Персидского залива прячется американец, который предлагает деньги за то, чтобы его переправили на одну из нефтяных вышек, на которых работают американцы. Это был тот самый прорыв, на который надеялись наши люди, и они ухватились за это и вытащили Уилла оттуда прежде, чем слух дошел до ушей людей Аятоллы. Мы слышали, что Уилл находится в неплохой физической форме… Что же касается остального, подождем — увидим. Не забывай, что твой друг то бежал, то скрывался, а его жизнь постоянно подвергалась опасности в течение почти двух лет.
Бренвен показалось, что еда у нее во рту внезапно превратилась в пепел. Она пыталась никогда не думать о том, как долго это длилось. Она с трудом проглотила и пробормотала:
— Я не могу представить, через что ему пришлось пройти.
Эллен протянула к ней руку и сжала ее ладонь.
— Через что бы он ни прошел, он выйдет из всего этого молодцом. Уилл Трейси сделан из крепкого материала, и у него есть мы. У него есть ты. Нам просто нужно сделать все, что мы сможем, прежде чем до него доберется его отец.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Бренвен. — Тебе не нравится сенатор? Я никогда не слышала, чтобы у Уилла были плохие отношения с отцом.
Эллен пожала плечами.
— Они очень разные, вот и все. Я не думаю, что мне хотелось бы приходить в себя от такой травмы рядом с Уилбуром Ф. Трейси-старшим, который постоянно заглядывал бы мне через плечо.
— Ты просто хочешь, чтобы молодой человек пожил здесь, — улыбнулся Джим своей жене, — чтобы ты смогла изображать маму-курицу и квохтать и суетиться вокруг. Это я к тому, что у тебя это отлично получается.
— Как человек, вокруг которого суетились, — сказала Бренвен, тоже улыбнувшись Эллен, — я могу подтвердить, что у нее это получается просто великолепно. Лучше всех. В любом случае Уилл уже больше не молодой человек — ему уже за сорок. И мне кажется, что он сам решит, где ему лучше приходить в себя.
На лице Джима появилось сомнение.
— Не знаю. Я видел мужчин, которые выходили из подобных ситуаций, и после того, как их первоначальное воодушевление и эмоциональный подъем спадали, они погружались буквально в летаргический сон. Возможно, Уилл не сможет в течение какого-то времени принимать никаких решений.
Джим Харпер не взял Бренвен и Эллен с собой встречать самолет Уилла; его прибытие нужно было организовать настолько тихо, насколько это было возможно. Две женщины оставили попытки поговорить друг с другом и принялись просто ожидать. Эллен просматривала журналы, а Бренвен погрузилась в полумедитативное состояние, чтобы справиться со своей тревогой.
Наконец этот момент наступил. Они, конечно, узнали бы его, несмотря на то, что он был почти истощен. Но испытания, через которые прошел Уилл, изменили его настолько, что это стало для них почти ударом. Его небрежная осанка превратилась в сильную сутулость. Взгляд приобрел слегка остекленевшее, повернутое внутрь выражение, как будто бы он увидел слишком много того, чего было бы лучше никогда не видеть. Его глаза сверкнули, когда он заметил Бренвен, как свеча со слишком коротким фитилем, которая пытается удержать пламя, но никак не может сделать этого.