Доктор Натан мужественно пытался обращаться с Джейсоном Фарадеем так же, как со всеми убитыми горем родителями. Его тихий голос звучал разительным контрастом реву Джейсона.
— Сейчас мы не должны говорить об этом. Вы и ваша жена сможете вместе принять решение о том, что делать с телом ребенка через пару дней, когда ей станет лучше, и она сможет справиться с этим. Сейчас вы должны думать о ней. Вы не дали мне рассказать все до конца. Нам пришлось удалить ей матку, мистер Фарадей. Это был единственный способ остановить кровотечение, спасти ей жизнь. Она еще не знает, что больше не сможет рожать детей. Я скажу ей об этом, когда она очнется от наркоза, или, если вы предпочитаете, вы… можете… рассказать… — Слова доктора Натана застряли у него в горле, когда он увидел странный свет в глазах Джейсона.
Две медсестры, сидевшие за стойкой регистратуры, посмотрели вверх, ощутив повисшее в воздухе напряжение. Интерн, который втайне прислушивался к разговору, почувствовал, что его тело среагировало на возможную угрозу применения насилия прежде, чем сознание отметило его. Он придвинулся ближе к главврачу.
Голос Джейсона был низким, угрожающим. Он шаг за шагом приближался к доктору Натану.
— Вбейте себе это в голову, доктор. Она не играет роли. Только ребенок имеет для меня значение. И я не собираюсь повторять свой вопрос еще раз. Где мой сын?
Натан конвульсивно сглотнул.
— Тело ребенка находится в больничном морге.
Что-то внутри у Джейсона хрустнуло, что-то в его сознании и в его душе. Он уступил этому ощущению и услышал нечто похожее на удар наверху или внизу, а затем — рев в своем мозгу. Морг, мертвым… Он наконец осознал подлинное значение этих слов. Его ярость была беспредельна. Несмотря на свою представительность, он с быстротой молнии бросился к доктору Натану и сжал руками его горло.
— Ты сделал это, ты убил моего ребенка! — Он сжал руки. — Своей некомпетентностью. И она сделала это. — Он сжал руки еще сильнее. — Она убила моего ребенка в своем чреве! Именно поэтому ее постоянно тошнило, она хотела, чтобы он умер!
— Отпустите его! — закричал молодой Роджерс. Он не мог поверить в то, что происходило прямо у него на глазах. — Вы душите его! Вы же убьете его, ради Христа! — Он вцепился в запястья и руки Джейсона, но безрезультатно.
— Вы… не… сможете… сделать… это… со… мной. — Джейсон выдавливал слова сквозь плотно сжатые зубы и сжимал ладони все сильнее и сильнее.
Медсестра, которая наконец-то поняла, что происходящее выходит за рамки обычного, очень осторожно подняла телефонную трубку и вызвала службу безопасности.
— О’кей, парень, ты сам напросился, — сказал Роджерс, когда Джейсон не стал разжимать пальцы. На голову выше его и имея более длинные руки, он зашел Джейсону за спину, борцовским приемом схватил его за голову и прижал пальцами его височные артерии.
Внезапная боль в голове ошеломила Джейсона и частично снова привела в чувство. Его ладони рефлекторно разжались, и доктор Натан, закашлявшись, отшатнулся от него и в изнеможении упал на кушетку. Только после этого Роджерс отпустил Джейсона. Обратившись к доктору Натану, он сказал:
— Вы хотите выдвинуть обвинение против этого человека, доктор?
Доктор Натан не мог ничего выговорить. Он потер горло и покачал головой.
Джейсон продолжал стоять на месте, сжимая и разжимая кулаки, тяжело дыша, и его глаза все еще светились странным светом.
Двое охранников из больничной службы безопасности, одетые в темно-синие пиджаки и серые брюки, вышли энергичной походкой из лифта. Роджерс сказал им:
— Выпроводите мистера Фарадея из больницы и скажите, чтобы он не приходил сюда в ближайшее время!
Бренвен пошевелилась в своей больничной постели. Она начала качать из стороны в сторону головой, лежащей на подушке. Ей снился сон. Плохой сон. Она услышала голос Джейсона, и он был разъярен. Так тяжело, так тяжело было сопротивляться его гневу, вести себя так, будто бы она не боялась, делать вид, что ей все равно… Так тяжело. Но голос растаял, и сон растаял. Было очень важно спать. Она спала.
Доктор Чарльз Натан, разговаривая хриплым шепотом, проводил короткое совещание с интерном и дежурной медсестрой.
— Я хочу, чтобы сегодня ночью на этом этаже дежурил охранник. Если этот человек придет снова, его не следует даже выпускать из лифта. Я не хочу, чтобы он оказался поблизости от своей жены, прежде чем она совершенно выздоровеет.
Две головы торжественно кивнули в знак согласия.