Нахмурившись, я кивнул. Очевидно. Но я так устал, что даже не задумался об этом. А ведь всё на поверхности! Что стоило этим людям попытаться купить преданность сайнадского воеводы? Как я успел узнать, различные подлости Дэйтус не просто любит, а по-настоящему обожает!
Я покосился на поток беженцев слева, пробежал глазами по рядам лиц — молодых и старых — под вечным маревом падающего снега. Несмотря на усталость, мысли помчались вперёд, и я почувствовал, что стою́ на рубеже, за которым — это уже было ясно видно — лежит последняя, отчаянная игра Логвуда.
«Комендант принял решение», — так сказал Маутнер. Что это значит? Что-то, что не понравится остальным? И его офицеры упираются, отшатываются от неуверенности. Неужели Логвуда поразило отчаяние? Или он просто слишком хорошо всё понимает?
Полторы тысячи солдат… всё, что у нас осталось.
— Ты хочешь, чтобы я сказал ему об этом, капитан? — посмотрел я на спутника.
— Логвуд знает о ситуации поболее меня, — поморщился он.
— И всё же.
— У нас нет другого выхода, — куда тише пробормотал Маутнер. — Мы должны довериться нашему руководству. И да, уверенности бы не помешало. Можешь сказать мне, что комендант делает верный выбор.
— Это ты сам можешь сказать, — не стал щадить я его чувств.
— Но не смею. — Маутнер поморщился, его покрытое ранними морщинами лицо скривилось, глаза потонули в тенях, он осунулся и будто сгорбился. — Это всё дети, понимаешь? Всё, что у них осталось — последнее, что у них осталось, Изен…
Я коротко кивнул, показывая, что объяснять ничего не надо — и уже это была милость. Я видел эти лица, почти начал их изучать — будто искал в них прошлого себя, свободу, невинность — но на деле искал и нашёл другое. Простое, неизменное и от того только более священное.
Может, так на меня действует то, что мне и самому есть кого защищать?
Полторы тысячи солдат отдадут за них жизнь. Какая-то романтическая глупость, не иначе! Неужели я хочу признания от этих простых солдат? Да и просты ли солдаты — просты в том смысле, что смотрят на мир и своё в нём место по-простому, прагматично? И разве такой взгляд не позволяет обрести глубинное знание, которое мне теперь чудится в этих измотанных, стёрших в кровь ноги мужчинах?
Посмотрев на Килару, я встретил ответный взгляд усталых глаз, будто она ждала, знала, что все мысли, сомнения и страхи приведут меня к этому вопросу. Заставят искать ответ именно у неё.
Женщина пожала плечами.
— Думаешь, мы слепые и ничего не видим, Изен? Мы защищаем их достоинство. Вот так просто. И в этом — наша сила. Ты это хотел услышать?
Верный упрёк. Я принял его. Никогда нельзя недооценивать солдата.
Эранпур — массивный холм с плоской вершиной, полкилометра в поперечнике, высотой более тридцати метров, бесплодное плато, продуваемое всеми ветрами. На юге, в долине Эранфит, где сейчас растянулась колонна, шли две насыпные дороги, сохранившиеся с тех времён, когда на холме ещё находился процветающий город, чьё название давно стёрлось из истории. Вроде как, бывший конкурент Магбура, который был разрушен в череде кровопролитных войн.
Обе насыпные дороги были прямыми, как копьё, и лежали на мощном фундаменте из каменных блоков: северная называлась Радаран — теперь никто ею не пользовался, потому что она вела к другой долине в безводных холмах и никуда более. Другая, Нериатос, тянулась на восток и до сих пор служила торговцам, которые отправлялись к давно пересохшему озеру Шалла, некогда находившемуся рядом с Магбуром. Насыпи в пятнадцать метров высотой делали дороги своего рода водоразделами.
Третья и четвёртая рота заняли Нериатос у холмов и расположились так, будто дорога была укреплённой стеной. Западная треть самого Эранпура стала для солдат опорным пунктом, где стояли воины и стрелки седьмой и девятой рот. Поскольку беженцев вели по южному краю Эранпура, крутой склон холма позволял не выставлять с той стороны фланговую охрану. Этими силами укрепили арьергард и северный фланг. Войска Кердгара Дэйтуса, которые атаковали с обоих направлений, снова умылись кровью. Первая армия по-прежнему представляла собой внушительное зрелище, несмотря на потери, несмотря на то, что солдаты иногда падали замертво без всяких видимых ран, а другие плакали, рыдали и не могли остановиться, даже когда убивали врагов. Прибытие подкрепления в виде двух сотен стрелков обратило врагов в бегство, так что опять появилась возможность передохну́ть.