Окровавленный Кальпур едва успел отползти от насмешливо стоящего императора, прежде чем на него обрушился настоящий ураган острейших ветряных порезов, закручивающихся в стремительный смерч, тёмный от частичек земли, будто рука неведомого чудовища, желающая схватить Мираделя, сжимая до тех пор, пока жизнь окончательно его не покинет.
Вот только Дэсарандеса на том месте уже не было.
Дворец Ороз-Хор, Таскол, взгляд со стороны
— Он предупреждал меня! Предупреждал! — Милена, оторвавшись от попыток привести Сарга Кюннета в чувство, посмотрела на Ольтею.
— Это глупость! Случайная смерть!.. — женщина развела руками. — Причём здесь я?
— Потому что в моём окружении не было случайных смертей последние два года, — мертвенным голосом ответила императрица. Стража позади неё сжимала клинки, сурово рассматривая Ольтею, будто внезапно увидев дикую агрессивную собаку, готовую броситься на их госпожу.
Ольтея похолодела.
«Сукин сын УЖЕ передал ей все подтверждения!» — надрывался внутренний голос.
«Но она не поверила…»
«Теперь поверила!» — незримый собеседник горько рассмеялся. Смех быстро перешёл во всхлипы и плачь.
— Милена, поверь, всё можно объяснить, — Ольтея сделала маленький, неуверенный шаг вперёд. — Это ошибка, все сведения — подделка, созданная чтобы поссорить нас. Ты сама…
— Даже перед его трупом, ты продолжаешь лгать, — процедила Мирадель. Ей тяжело давались эти слова. Она дрожала. Пальцы, измазанные кровью Кюннета, сильно сжали запястья. Казалось, ногти вот-вот проткнут кожу и на пыльные обломки прольётся новая кровь. — Я… так… Я так не хотела… верить…
Императрица пошатнулась. Гвардейцы на миг отвлеклись, чтобы поддержать её. И Ольтея воспользовалась этим, рванув прочь.
— Стой! — крикнула ей Милена. — Оли!
Но она бежала, спасаясь от протянувшейся следом за ней нити отчаянного зова. Она неслась сквозь руины и пропасти, останки своего дома, морщась от дымного смрада, который разносили по дворцу сквозняки, иногда превращающиеся в завывающий ветер.
«Что-то где-то горит», — подумала она.
Через какое-то время женщина обнаружила, что оказалась в императорских покоях, не понимая, когда вдруг успела повернуть назад. Она чуяла тёплый, нутряной запах Милены, исчезающе-тонкий аромат жасминовых духов, которыми от императрицы веяло всякий раз, стоило им лишь остаться наедине. Ещё не ступив на порог её спальни, Ольтея уже знала, что там всё разрушено землетрясением. Декоративная башенка, надстроенная сверху, разбив потолок, обрушилась на пол, проломив его и оставив на этом месте внушительных размеров яму. Из груды обломков внизу, словно ветка из воды, торчала чья-то слегка шевелящаяся рука. Огромные участки противоположной от входа стены осыпались вдоль неё, прихватив с собой сокрытые внутри простенка мраморные плиты тайного хода.
Сперва Ольтея просто глазела в эту разверзшуюся пустоту, разинув рот и остолбенев от ужаса. Её наполненный тенями и укромными уголками дворец простёрся перед ней, треснувший, как орех, обнаживший и выпятивший наружу все свои пустоты и лабиринты.
В сознании появился высший жрец, Киан Силакви, стоявший как всегда прямо и ровно. Высокий, сильный, надёжный… с тонкой улыбкой под аккуратной бородой.
— Ты полагаешь, что лишь добиваешься безраздельной любви нашей императрицы, — негромко произнёс он. — Ведь Финнелон уже давно не при чём. Ты действуешь, исходя из собственных пожеланий.
Понимание приходило медленно.
— Считаешь, что убиваешь от её имени…
Ольтея нервно сглотнула. Никаких тайн. Никакого веселья. Ороз-Хор лишился своих костей, словно поданная к столу дичь. Все потайные проходы, все тоннели, колодцы и желоба лежали в руинах, открывались взгляду в неисчислимом множестве мест. Огромное вскрытое лёгкое, исходящее криками, воплями и стонами, пронизанное сочащимися сквозь него страданиями, перемешанное и истёртое, изменённое и перевоплощённое, ставшее единым, чудовищным голосом, звучащим нечеловечески от избытка человеческих скóрбей.
Она стояла, как вкопанная.
«Всё разрушено! — закричал из ниоткуда внутренний голос. — Ты всё испортила!»
Она, как и во все ключевые моменты, оставалась лишь охваченной паникой беспомощной девчонкой. Пребывала в оцепенении — любопытное ощущение, что она переросла не только чувства, испытываемые к Милене, или свою прежнюю жизнь, но и само мироздание в целом.
— В любом случае это была дурацкая игра… — прошептала она.