Немного радости добавлял лишь тот факт, что он ещё ни разу не промазал — врагов было слишком уж много.
Вопреки обыкновению, Грайс сражался молча, плотно сжав губы. Когда сломали строй, к нему прорвались трое конных, но он не отступил. Выстрелил последней пулей — и сбросил с лошади одного из сайнадов. Второй скакал прямо на него. Отбросив ружьё, Грайс выхватил меч, одновременно кувырком уклоняясь от лошади.
Неудачно. Копыто разбило ему плечо, а потом лезвие сабли снесло правую кисть, сжимавшую клинок. Он упал, крича, захлёбываясь от боли. Лежал на покрытой снегом и грязью холодной земле, прижимая окровавленную культю к груди, почти не видя вокруг себя и не осознавая происходящего, пока очередной ратник не заколол его копьём, медленно и глубоко вгоняя железо в живот, под одобрительный гогот остальных.
Вскоре сапёр перестал шевелиться.
Сэдрин держал знамя Чёрных Полос. Некогда белое, с двумя хорошо заметными чёрными полосами, оно стало серым, выцветшим от времени. Его задача была одновременно почётна и рискованна. Воевать, когда одна рука занята бесполезной длинной палкой, было весьма тяжело.
Одна из шальных пуль пробила ему щёку и вошла в нёбо рта. Он упал, хрипя и захлёбываясь, захватив штандарт. Но не отпустил. Полз, волоча знамя, пока копыта лошади не прошли по его спине. Уже после битвы его тело нашли раздавленным, лицо Сэдрина было разорвано, как будто в нём копалась собака. Рука всё ещё сжимала древко.
Лейтенант Килара сражалась в центре, в рядах пехоты, плечом к плечу с мужчинами, среди крика и смрада. Её копьё было не благородным оружием, а тяжёлым древком с грубым наконечником — но в её руках оно работало без пощады. Она пронзала животы, выталкивала врагов назад, держала линию. Когда строй прорвали, она кинулась вперёд, как зазубренный крюк, пытаясь удержать фланг.
Один из сайнадов рубанул ей по шее — не насмерть, но тяжело. Кровь хлынула, но Килара удержалась на ногах, обмотала шею тряпкой и продолжила сражаться, почти вслепую, сжимая копьё, пока не оказалась в кольце врагов. Последнее, что она сделала — пробила грудь тому, кто хотел её взять живой. Затем её начали рубить топорами, как палачи. Тело осталось валяться на щите, который она подобрала перед смертью, пытаясь защититься от ударов.
Дунора была грациозна и быстра, в кожаных доспехах с металлическими вставками, вольная, как ветер. Она сражалась на левом фланге, рядом с десятком Полос. Её короткий меч мелькал с молниеносной точностью. Она не кричала боевых кличей, убивая беззвучно, с хищной сноровкой.
Когда группа стрелков с ружьями наперевес начала обходить их отряд, Дунора первой бросилась в их сторону, пытаясь сорвать построение. Девушка убила троих, но четвёртый умудрился разрядить своё ружьё ровно в её сторону. Зацепил бедро, разорвав защиту, кожу и плоть. Она упала, но не сдалась. Сняв с пояса кинжал, Дунора вонзила его в шею подбежавшему к ней сайнаду. Но тот, падая, сломал ей руку. Дунора осталась лежать, из последних сил ползая в поисках оружия.
Когда перед ней показались оскаленные бородатые лица, принявшиеся сдирать остатки одежды и доспехов, девушка откусила себе язык, захлебнувшись кровью под злобные крики неудавшихся насильников. Некоторых, впрочем, подобное не остановило, но Дуноре уже было плевать.
Потративший все силы Фолторн не носил оружия — кроме короткого кинжала. Будучи магом, он никогда не тренировался, в чём честно признался Маутнеру. Капитан направил его заниматься ранеными — до тех пор, пока не остынет, чтобы иметь возможность запустить ещё одну атаку силами стихий, убив очередной десяток-другой сайнадских ублюдков.
Фолторн ползал между телами, которых ему оттаскивали в тыл. Перевязывал раны и накладывал жгуты, поил людей водой, да шептал молитвы Троице — единственное, что оставалось. Каким образом среди раненых оказался сайнад — было неизвестно. Похоже в суматохе боя его умудрились прихватить вместе со своими. Со слепой ненавистью ратник воткнул ему короткий нож в бок, ударяя снова и снова. Фолторн попытался ответить, но руки отказались шевелиться. Кровь быстро пропитала его форму. Парень не кричал, только шептал — то ли очередную молитву, то ли оскорбления. Когда его нашли, он лежал, закрыв рану ладонью, открытые глаза смотрели в серое небо.
Стоя на башне, я наблюдал за сражением остатков Первой армии против сайнадских легионов. На ногах осталось ещё около сотни солдат, однако бой превратился в бойню — борьба шла только между ратниками Кердгара Дэйтуса за право нанести последний удар и воздеть над головой с победным криком жуткий трофей. Солдаты Первой падали и падали, защищая одной лишь плотью и кровью тех, кто провёл их через весь континент, чтобы умереть здесь, в тени высоких стен Магбура.