Ныне женщина пристально смотрела вперёд и чувствовала, что увиденное ей не понравится. Какое-то предчувствие точило изнутри.
— Я чувствую в тебе смятение, девочка, — пробормотал советник Фарен, который когда-то обучал и наставлял её. — Ты наконец-то сожалеешь о сделанном выборе? О том, что решилась пойти на военную службу?
— Сожалею? О, да. Я о многом сожалею, начиная с той жуткой ссоры с родителями, которые не хотели, чтобы я становилась сионом. Наверное я была неправа. И жених, которого они навязывали был не так уж плох. А теперь… теперь всё это зашло слишком далеко.
— Первый твой выход сразу обернулся побоищем.
— Зато теперь у меня есть дочь, — слабо улыбнулась Лия.
Княгиня почувствовала, как всё внимание Фарена вдруг сосредоточилось на ней. Старик удивился такому странному повороту мысли, удивился, а затем — медленно и с болью — понял. Лия добавила:
— И я наконец-то дала ей имя.
— Я его ещё не слышал, — негромко произнёс Фарен, так, словно каждое слово катилось по тонкому льду.
Она кивнула.
Бальдар и его разъезд скрылись за ближайшим холмом. Там поднималась призрачная завеса дыма, и княгиня задумалась над значением этого предзнаменования.
— Я собираюсь дать ей то, чего не было у меня. Свободу.
— Свободу, говоришь… Дар для тебя, но для неё он рискует обернуться проклятьем. Излишняя свобода всегда приводит к вседозволенности. Люди должны носить цепи, должны ограничивать себя. Ты, Лия, тому пример. Лишь благодаря цепям ты стала той, кто есть сейчас. Пойми, некоторые люди вызывают восхищение и трепет, хотят они того или нет. Такие люди часто становятся очень одинокими. Одинокими внутри себя.
На гребне показался тысячник. Он не махал рукой, чтобы они ехали быстрее, а просто смотрел, как княгиня вела свою армию вперёд.
В следующий миг рядом с Бальдаром появилась другая группа всадников. Знакомая форма, чужие лица. Внимание Лии привлекли двое. До них ещё было слишком далеко, но женщина уже поняла, кто это: Пилекс Зарни и Кердгар Дэйтус.
— Она не будет одинока, — сказала Лия Фарену.
— Тогда будь осторожна в своём выборе, а не восхищайся им, — ответил он. — Иначе твоей дочери будет свойственно скорее наблюдать, чем принимать участие. Тайна идёт рука об руку с такой отстранённостью.
— Я не умею восхищаться, Фарен, — бросила ему Лия. И улыбнулась.
Они подъехали к всадникам. Внимание советника оставалось прикованным к ней, даже когда кони начали подниматься по пологому склону.
— И я понимаю отстранённость, — добавила она. — Очень хорошо.
— Ты назвала её… в свою честь, не так ли?
— Да. — Лия повернула голову и посмотрела в зоркие старческие очи. — Это ведь красивое имя, верно? В нём есть такое… обещание. Новорождённая невинность, какую родители хотели бы видеть в своём ребёнке, яркие, живые глаза…
— Откуда мне знать? — тихо ответил Фарен.
Княгиня видела, как углубились маленькие морщинки вокруг его век и отстранённо чувствовала их значимость, понимала, что в этом замечании не было обвинения. Лишь чувство потери.
— Не стоит горевать об этом, Фарен, — сказала она. — То, что у тебя никогда не было детей и семьи, значит лишь то, что так было угодно судьбе. Ты вырастил и воспитал меня. Сложись всё иначе, быть может, я бы не ехала сейчас с тобой.
Если бы она подумала над своими словами ещё мгновение, то поняла бы, что именно они — прежде любых других — сломают старика. Он словно рухнул в себя, тело его содрогнулось. Она протянула руку, которая почти коснулась его, но убрала — и в этот миг осознала, что момент исцеления упущен.
Сожаления? Множество. Бесконечное.
— Великая княгиня! Я вижу, что царь Велес не оставил своих верных подданных и прислал лучшее!
Восторженный возглас принадлежал Пилексу Зарни — его лицо оставалось светлым, хоть и перекосилось от напряжения. Не обращая внимания на младшего воеводу, она пристально посмотрела на Кердгара Дэйтуса.
«Кашмирец. Похож на моего старого учителя фехтования, вплоть до холодного презрения во взгляде. Что же, этому человеку нечему меня учить», — отстранённо подумала Лия.
Вокруг двух военачальников собрались высшие офицеры. На их лицах застыло некое потрясение, след ужаса. Теперь княгиня заметила ещё одного всадника, который невозмутимо восседал на муле. Он был облачён в шёлковое одеяние священника. Только его одного явно ничто не беспокоило, и от этого ей стало не по себе.
От направленного наверх Бальдара, сидевшего на коне чуть поодаль от группы, она уже чувствовала тёмную волну, вздымавшуюся в сторону воеводы. Тщательно сокрытая ненависть, которую тот пытался спрятать. Недостаточно хорошо.