Пол был прав. Именно в этот момент на Бэйкерс Роу находился полицейский — констебль Мизен (дежурный номер 55Н), который неспеша обходил свой периметр. Кросс и Пол налетели на него на пересечении Хайбюри и Олд Монтэгю стрит.
В это же время констебль Джон Нил (номер 97J) повторял свой дежурный маршрут по переулкам Уайтчапел Роуд. Освещая себе путь стандартным полицейским фонарём, он свернул в Бакс Роу. Последовавшая за этим сцена была на следующий день воспроизведена для газеты Таймс в форме достаточно примитивного рисунка. Но именно этот рисунок под заголовком «Констебль Нил, освещающий фонарём тело женщины, убитой Уайтчапелским монстром» — запомнился всему миру как символ кровавой лондонской осени 1888 года
Нил поставил фонарь на землю и присёл рядом с женщиной, стараясь не наступить в лужу крови, постепенно впитывающейся между булыжниками мостовой. Он осторожно провёл пальцами по её руке и обнаружил, что выше локтя, под широким рукавом платья, кожа была все ещё тёплой. Нил также попытался одёрнуть юбки на женщине, но преуспел только в том, что снова задрал их выше колен и обнажил её окровавленные бёдра. Далее бороться за приличия Нилу уже не захотелось.
Нил посмотрел по сторонам. Примерно в ярде от тела валялся черный соломенный чепец подбитый чёрным бархатом. В промежутке между домами блеснул ещё один полицейский фонарь. Это был констебль Джон Тэйн (дежурный номер 96J), возвращавшийся в участок по Уайтчапел Роуд.
— Скорее сюда! Здесь женщина. С перерезанным горлом! — изо всех сил закричал Нил.
Тэйн в мгновение ока пересёк Бакс Роу.
— Самоубийство?
— Непохоже, — Нил внимательно осматривал мостовую вокруг неподвижного тела. — Пожалуй, следует сбегать за доктором Льюэллином.
Доктор Льюэллин был дежурным врачом, консультировавшим полицейское отделение Бетнал Грин.
- 152 Уайтчапел Роуд, — припомнил Тэйн. Констебли были обязаны знать адреса всех дежурных врачей.
Нил отослал Тэйна за доктором Льюэллином. Не успел тот скрыться за поворотом, как в узкий переулок тяжело дыша вбежал констебль Мизен. Деловитый Нил распорядился и вторым полицейским, погнав его в участок за дежурным офицером. Сам же он приступил к следствию по горячим следам и постучался в дверь дома, примыкавшего к конюшне.
В доме проживала миссис Грин и её трое детей. Миссис Грин долго не открывала, но, когда она, наконец, выглянула из-за двери, широко зевая, толку от неё добиться было невозможно. От вида окровавленного тела почти на пороге её собственного дома у миссис Грин случилась истерика. Уже позже она засвидетельствует, что до того, как констебль Нил стал настойчиво барабанить в дверь, ничто не прервало её крепкого сна.
Проживавший на другой стороне переулка сторож Эссекской Верфи Уолтер Перкинс сам вышел на шум. Недавно вернувшись со смены, он ещё не успел уснуть. Тем не менее, никакого шума, звуков борьбы или женских криков в последние десять-двадцать минут он не слышал.
Как не слышал ничего подозрительного и сторож местной школы, располагавшейся в самом начале Бакс Роу. Как не уловил ни единого звука и охранник склада компании Браун энд Игл, («Шерсть, Твид и Прочие Высококачественные Ткани»), находившегося в конце переулка. Да и сторож шляпной фабрики Шнайдера, притулившейся прямо за конюшней, не был потревожен никаким противоестественным шумом.
Увертюра Джека Потрошителя была исполнена на тончайшем пианиссимо.
Глава 4. Дорф. Вход в Лабиринт
День начался как нельзя удачно. Я опять не договорился об отпуске. Вместо отпуска Смед припарковал на моей седой лысине новую проблему. В Ист-Энде был убит молодой бангладешец — Сайид Рахман. Убийца был психопатом с историческими отклонениями: он возомнил себя викторианским Джеком Потрошителем, отчего фотографии с места преступления можно было рассматривать только заблаговременно натрескавшись транквилизаторов.
Чтобы добавить нам всей головной боли, какой-то шутник на следующий же день украл тело Сайида Рахмана из морга Ройял Лондон Хоспитал. Еще день спустя некто, весьма похожий на Рахмана, целых четыре раза появился в объективе уличной камеры слежения в Вест Энде. Этот же некто, обладая сомнительным чувством юмора, довёл до истерики и самоубийства мэйферского букиниста-антиквара Ричарда Арлингтона. По всей видимости, он же поупражнялся в основах анатомии на уже мёртвом Арлингтоне.
К моей несказанной радости, вывод из имевшейся информации был только один: отпуска мне было не видать в ближайшее к вечности время. Повешенное на меня Смедли-Кёртисом дело являлось отлагательств не терпящим, ибо по злополучно-высокой вероятности, на нашу коллективную задницу обрушился сериальный убийца. Со всеми кондиментами. С особо извращённым и тошнотворным модусом операнди. В своё время я провел два месяца на повышении квалификации в штаб-квартире ФБР в Квантико, где из всего обширного курса поведенческой криминалистики я уяснил только одно — с сериальными убийцами время терять нельзя. Пока таковое время теряется, сериальный убийца не отдыхает на природе, а присматривает себе очередную жертву. Если он, конечно, не из импульсивной категории. Если же он из импульсивной категории, то такой концепции как «время» у следователя просто не существует.