— Отец говорил.
— Может быть. Но почему ты никогда не расспрашивал о нем меня?
— Ни к чему бередить старые раны. — Брат смотрел на него с подозрением, Итирон вдруг понял, что сам оказался на месте двойника. — Я запомнил. Собака по имени Волк, легко ведь запомнить. — Младший брат обдумывал его слова. — Ты что, не веришь мне? Мы же вместе шли, а этот, — он указал на близнеца, — ждал нас здесь.
— Успокойся, я тебе верю.
Граниш кивнул Дъёрхтарду.
— Если ты настоящий Итирон, заклинание рассеивания не причинит тебе вреда.
— Конечно, я согласен доказать.
Маг снова призвал белый туман. Он окружил Итирона и, сгущаясь, стал таким плотным, словно спустился с вершин Анияра. Вскоре он начал таять. Все не отрываясь, вглядывались в белые клубы, даже после того, когда в них очевидно уже не мог уместиться человек.
— Удивительно, — разрушил оцепенение Амутар, — он так легко согласился и до последнего момента был уверен в своей правоте.
На месте Лжеитирона остались капли черного воска. Они складывались в слова:
— Я знаю книгу, которую открывает этот ключ, — сообщил Дъёрхтард. — Хотя нам еще предстоит ее найти.
Аппетита у них поубавилось, только Ракматирон, чье настроение, напротив, поднялось возвращением брата, съел все, что собирался и более того, набил карманы всевозможной снедью.
Когда поднялись из-за стола, яства пропали, на белой скатерти остался один только кувшин с вином. Он опрокинулся, и вино разлилось словами: «Выискивать Воина вознамерился я. Услыхал и последовал на зов трубный. Преградила мой путь Светозарная». Середина стола провалилась, и высвободился белый чистый свет. Он сгладил углы, размыл дверь, все помещение стало медленно таять. Путники, умудренные опытом подобных переходов, следуя за Амутаром, бесстрашно погрузились в источник света.
Колкий снег слепил глаза и холодил тело. Ветер оглушал и сбивал с ног. Буря длилась лишь мгновение, когда ветер угас, а снег опал, путники осмотрелись. Они стояли в долине, обнесенной тенями далеких гор, но помимо них в окоеме виднелось только одно. На белом ковре немо кричал огромного размера ледяной череп. Пустые глазницы безнадежно взирали в небо, нижняя челюсть лежала на снегу, ней кто-то сидел.
Все ожидали слов Белого Охотника, но были ими удивлены:
— Это место мне не знакомо.
Приблизились к черепу. Человек в нем оставался неподвижным, но вскоре удалось рассмотреть его одежды: перчатки, плащ и сапоги из плотной красной кожи, но все остальное тело неизвестного закрывали ледяные пластины, перевязанные белыми и красными нитями. В месте, где он сидел, у черепа недоставало зубов, ближайшие же зубы он использовал как ручки импровизированного трона. С правой стороны от него стоял огромный красный топор, слева на отдельно торчащем из снега зубе лежала синяя книга. Мужчина поднялся и двинулся навстречу гостям, волоча топор в правой руке и взяв книгу в левую. Когда тень ледяного черепа перестала скрывать его лица, Белый Охотник понял, кому этот череп принадлежал и догадался, что ледяные пластины не что иное, как обломки костей, а держащие их красные нити — жилы, а белые — волосы. У человека были все те же белые волосы и дремучая борода, широкие скулы и сильный подбородок, но светлые глаза теперь не кололи, а резали и, если раньше улыбка редко гостила на его губах, теперь гостью эту похоронили невзгоды и замели лета.
Белый Охотник, коим он может стать через тысячу лун, остановился на расстоянии восьми шагов от путешественников, бросил подле себя книгу, прочертил топором перед собой линию, затем протянул путникам свободную руку, собрал кулак, оставив один палец, и указал на себя. Без раздумий борут шагнул к нему. Его остановил Амутар.
— Стой, сын снегов. Все мы понимаем, что пришел час твоего испытания, но что, если состоит оно именно в том, чтобы, усмирив гордость, позволить сразиться кому-то другому. — Слова нашли отклик, Белый Охотник в задумчивости остановился.
— Если выиграет один из нас, ты дашь нам книгу? — спросил Граниш. Постаревший борут кивнул.
— А если наш избранник проиграет? — продолжил Амутар. Тот провел рукой по горлу.
— Не велика беда, — рассудил Итирон. — Пусть дикарь идет.
Остальные неодобрительно посмотрели на него. Итирон растерялся — за все время похода впервые он понял, что именно сейчас совершил большую ошибку.